Я хочу позвать ее, но слы
шу мужской голос. Он смягчает окончания, и слова будто тают. У отца такой ж
е голос, когда он бреется или когда выиграл. Но это не отец.
Иди ко мне, говорит мужчина.
Фрэнки вернется с минуты на минуту, отвечает мама. Голос у нее напряженны
й.
Он смеется. Я пытаюсь разглядеть в щелку, что происходит, но вижу только кр
ай маминого платья. Прохладный воздух дует мне в уголок глаза. Они стоят с
овсем рядом, и она вздыхает Ц резко, прерывисто, словно уколола палец. Он
наваливается телом на буфет, и становится темно. Шепчет что-то Ц что, я ра
зобрать не могу, Ц и снова смеется.
Сюда, говорит она, отводя его в сторону. До меня доносится шум Ц свистящий
, шелестящий. Только бы она меня не нашла! Когда мама снова говорит, она поч
ти поет.
Ты разрешишь мне ее увидеть? Ц говорит она. Разрешишь?
Течет вода. На столе что-то двигают.
В любое время. Как только пожелаешь.
Ты обещал, говорит она.
Мы можем уехать, когда скажешь.
Я не могу.
Она начинает спорить с мужчиной. Шаги по линолеуму, скрежет задвижки.
Тебе решать, говорит он. Все очень просто.
Мама кричит в темноту. Так громко, что ее слышит вся улица.
Я не могу! Ты же знаешь, что я не могу!
Холодно и тихо. Красная полоска на колесике то появляется, то исчезает. Он
а вряд ли меня найдет. Я выползаю наружу: комната залита светом, пахнет ее
духами и еще чем-то незнакомым. На кухонном столе стоит толстяк Тоби, под
ним две пятифунтовые бумажки. Мама стоит во дворе, закрыв лицо руками. Буд
то все еще водит. Я проскальзываю мимо нее, тихонько подымаюсь наверх. Она
догадается, где меня искать.

* * *

Дол, отойди, дай я их достану, тихо говорит за моей спиной Роза.
Я сама справлюсь.
Она ставит стаканы на стол: бокал со сколом по краю, три пыльных стакана, л
ипкую от грязи пивную кружку. Селеста подносит бокал к свету.
М-да. Помыть надо.
Сойдет, говорит Роза и скребет его ногтем. Хрусталь. Я его заберу.
Селеста возмущенно фыркает.
Подождала бы хоть, пока остынет тело матери.
От нее и так особого тепла не было, говорит Роза.
Мама сидит у огня, в руке платок, лицо покраснело от слез. Роза не это имела
в виду. Всем немного неловко. Настал момент поговорить начистоту.
С тобой она никогда не была холодна. Ты была ее деткой ненагля
дной. Тебя они хотели.
Не заводись.
Постарались тебя пристроить получше, разве нет? Ц Голос у Розы звенел. А
мы как же? А Фрэн?
Селеста встает.
Все, Джамбо, пошли.
Не нравится, да? Ц говорит Роза, моя стакан под краном. Неприятно такое сл
ушать?
Люка кладет руку Селесте на плечо.
Сядь, говорит она миролюбиво. Нам всем не помешает выпить.
Вы этого не видели! Ц говорит Роза, поворачиваясь к нам. Вы не видели, что о
н сделал.
Я видела, раздается голос.
Это мой голос. Я разрываюсь надвое: одна половинка здесь, в кухне, а другая
Ц в саду у забора, стоит и смотрит. Это похоже на кукольный театр: Панч кол
отит Джуди. Роза с Люкой переглядываются Ц прикидывают, возможно ли так
ое. Селеста садится.
По их лицам я понимаю, что они не желают сдаваться. Момент, когда все может
быть сказано, снова ускользает. Передо мной опять далекие годы: табличка
«Не входить! Это и ТЕБЯ касается!», и то, как они были вместе Ц играли на ули
це, ходили в школу, и все без меня. Меня до этого не допускали.
Иди наверх, Дол, сложи пазл.
Чтобы я не путалась под ногами у отца. И меня пронзает насквозь, я снова ви
жу полумрак «Лунного света», слышу тихий голос Мартино: они боялис
ь .
Они и сейчас боятся.

Селеста берется за стаканы: отодвигает Розу и начинает мыть их один за др
угим. Ставит на сушку.
Куда запропастился Луис? Ц произносит она растерянно. Ни в чем на него не
льзя положиться.
Джамбо достает из кармана часы, словно это заставит брата прийти поскоре
е. Смотрит, сосредоточенно моргая, на циферблат.
Уже половина четвертого, говорит он удивленно.
Выпьем по рюмочке и пойдем, тут же подхватывает Селеста. Луиса ждать не бу
дем.
Никто не возражает. Люка тянется за спину Джамбо, берет посудное полотен
це, засовывает его в стакан, трет, пока стакан не начинает визжать, и, перед
разнивая Селесту, разглядывает его на свет.
Ну как, ты удовлетворена?
Мы поднимаем стаканы. Селестины губы уже у кромки, но тут я предлагаю тост
. Это последняя попытка.
За нас, говорю я. За всех нас, где бы мы ни были.
Не важно, про кого они подумали: про Фрэн, Марину, отца, Сальваторе или даже
Джо Медору. Я включаю в список всех. Включаю себя. Я смотрю на сестер: они ст
оят на кухне, подняв стаканы, и готовы выпить. Застыли неподвижно Ц как на
фото в семейном альбоме. Взять бы ручку из кружки с Тоби и написать у них н
ад головами имена. Я отпираю дверь, через которую можем пройти мы все. Уж э
то-то они мне должны позволить. Но Селеста решительно захлопывает дверь.

За маму , говорит она твердо.
Ага, радостно смеется Роза. Про нее-то мы точно знаем, где она. Слава Богу.

* * *

Я не умею пить днем. Может, всё из-за этого. Или, может, из-за того, что я думаю
о Сальваторе, увязшем в густом иле на дне дока. Как же отвратительно, когда
тебя тащат на свет божий. Розина рука в стакане, скрип полотенца о стенки,
лампочка, просвечивающая через стакан, чайки, взмывающие то вверх, то вни
з. Что-то рвется наружу.
Я стою во дворе. Перед глазами проплывают быстрые, как золотые рыбки, вспо
лохи света.
Иди в дом, Дол, говорит Люка. На улице сыро.
Она спускается со ступенек и прислоняется к двери сарая. Капли дождя пад
ают мне на лицо. Внутри меня что-то скребется и рвется наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78