видно, там что-то копали.
Мы свернули со строящегося шоссе в жилые районы, проехали квартал, друго
й, запах соли ушел, и слышался только хруст кирпича. Небо между крышами был
о низким и тяжелым. Такси ползло еле-еле.
Это все обречено, сказал он.
Я искала взглядом людей. На углу стояли две девчонки, руки в рукава; бледне
нький малыш в одном только красном пуловере выскочил из двери дома, а всл
ед ему несся крик другого. Водитель остановился у тротуара.
Ближе не подъехать Ц разве что кругом.
Ничего, и так хорошо, сказала я. Но хорошо не было: я думала о тех, кто, быть мо
жет, до сих пор здесь, Ц о Еве, о семействе Рили из соседнего дома, о Джексо
нах. Наверное, водитель прав, и скоро на этом месте будут одни развалины. О
н взялся за ручку моей сумки, вытащил ее. Протянул мне карточку Ц «Такси К
арла» Ц и улыбнулся.
Понадобится куда, звоните, сказал он.
Заморосил дождик Ц мелкий, и не поймешь, то ли дождь, то ли туман: совсем ка
к прежде.
Я пыталась сообразить. Там, где некогда была лавка Эвансов, выросли призе
мистые коттеджи желтого кирпича. За ними Ц четкие контуры гостиничного
комплекса, недостроенная автостоянка, балка, болтающаяся на стрелке кра
на. Улицы словно вымерли, окна разбиты, двери заколочены. Табличка с надпи
сью «Лауден-плейс» забрызгана золотой и зеленой краской из баллончика.
В конце проулка была раньше Площадь, но теперь я увидела только помятые в
орота гаражей, фонарь, из которого выпотрошенными кишками торчали прово
да, и лошадь, пасущуюся на клочке куцей травы. Я шагнула к ней, протянула ру
ку. Мы глядели друг другу в глаза, но тут она отпрянула в сторону Ц наскол
ько позволяла веревка. Из верхнего окна типового дома послышался крик:
Эй, вы! Не троньте ее!
Голос был детский. Из окна высунулся мальчишка лет восьми.
Да я ничего не делаю, сказала я.
Давай вали отсюда! Шлюха!
Бежать мне не хотелось. За угол, по проулку, на Ходжес-роу. На двери дома ном
ер два Ц маминого дома и моего Ц слой грязи. Она потемнела от дождя. Штор
ы в столовой расходились посередине. Там никого не было.
А тупик по-прежнему заканчивался стеной. На обочине стояла машина, уперш
ись капотом в дверь последнего дома. Ева жила в среднем доме. Я постучала,
подождала, присев на корточки, приоткрыла щель почтового ящика. Внутри б
ыло темно и пусто, только из комнаты в конце коридора сочился свет. Дверь б
ыла занавешена куском зеленого брезента, похожего на поникший флаг. Из-п
од него выглядывала пара ног. Я прижалась ртом к щели и крикнула:
Ева! Мистер Амиль!
Ноги исчезли.
Я дочка миссис Гаучи! Ц крикнула я. Мне нужен ключ!
Но шагов не послышалось, цепочка не звякнула. Я снова нагнулась посмотре
ть и увидела, что ноги снова замерли в дверном проеме.
В окне дома Джексонов стояла картонка, на которой была изображена немецк
ая овчарка с высунутым языком. «Здесь живу я!» Ц гласила она. Я нажала на з
вонок, но он молчал, только на грязной кнопке остался след моего пальца. Од
но из верхних окон было заколочено, другое разбито Ц в нем болтался кусо
к серой сетки.
Нету там никого, раздался голос за моей спиной. Съехали они.
В дверях дома номер четыре стояла женщина. Увидев меня, она охнула и прижа
ла руку к груди.
Бог ты мой! Мэри!
Старушка эта оказалась той самой миссис Рили, которая была нашей соседко
й и тридцать лет назад. Она пригляделась повнимательнее, разглядела и мо
е лицо, и руку. Представляться мне было не нужно.

Миссис Рили принесла фонарь, опустилась на колени на крыльце маминого до
ма. Я было подумала, что она собирается произнести молитву, но она уперлас
ь плечом в стену, засунула руку в почтовый ящик. Вытащила оттуда длинный г
рязный шнурок с ключом. Его бороздка сверкнула, как лезвие ножа.
Я тебе покажу, где что, сказала она и добавила, повернувшись ко мне: Только
ты там ничего не найдешь. Ничего стоящего. Словно я ее в чем-то
обвиняла.
Раньше надо было потянуть дверь на себя, сказала я. Но ключ легко повернул
ся в замке.
Ей его еще когда починил и, сказала она, открывая дверь в мой до
м.


тринадцать

Газ отключен, и здесь холодно. В чулане под лестницей свалены в кучу туго н
абитые пластиковые мешки, из них лезут тряпки, что-то острое дырявит им ра
збухшие бока. Миссис Рили включает фонарик, его изломанный луч шарит под
лестницей, и от того, как свет плавает по стенам, у меня сводит живот. Вот ко
робка со старой обувью, битой посудой, кусками угля. Я поправляю торчащее
картонное ухо Ц убираю, чтобы не мешалось, прикрываю дверцу чулана, на ко
торой темнеют отпечатки маминых пальцев. Красный огонек в углу лениво мн
е подмигивает; это новый счетчик, электронный. Идущий от него кабель прип
орошен рыжей пылью. Помню, как раньше в счетчик кидали шиллинги. Я сидела т
ут и смотрела на крутящееся в окошечке колесико, считала, через сколько с
екунд красная полоска появится снова.
Давай-ка лучше я, говорит миссис Рили и отстраняет меня.
Она отдает мне фонарик, а сама лезет на мое место. Я стою за ней, навожу луч н
а кучу мешков в глубине.
Держи фонарь ровно, кричит она. Здесь темно, как в аду.
Она пригибается, утыкается в мешки, находит газовый вентиль.
Ну, вроде всё! Должен работать.

Газ включили, в столовой все сильнее пахнет пылью. Под окном, где раньше бы
л стол, а на нем куча стираного белья, «Криминальные новости», мой альбом д
ля рисования, теперь стоит кровать. Миссис Рили осторожно присаживается
на краешек, смотрит на руки Ц они в пыли. Рядом с ней лежит посудное полот
енце с красной надписью «Ирландский лен» по краю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78