Это напоминало мне чуму, и вскоре, когда силы опять
покинули меня, я снова погрузился в сон.
Проснулся я около полудня, слишком слабый, чтобы двигаться, за
исключением тех случаев, когда мне надо было отползти в угол, чтобы
облегчиться. Мой живот был пуст, но, как если бы я ел гнилые фрукты, меня
несколько раз пронесло, в животе все бурлило, хотя изнутри я уже был, как
выскобленная тыква.
День перешел в ночь.
Я лежал на спине, мой шрийский плащ, сложенный, служил мне
изголовьем. Я задумчиво смотрел наружу, минуя взглядом почерневший пепел
моего костра, на огромные алмазы звезд: некоторые из них были голубоватые,
а другие - зеленоватые и розовые. Моя голова была ясна. Я даже не боялся.
Я знал, что не умру, хотя меня начинало интересовать, что со мной станет.
Может быть, при помощи Силы я смогу притащить себе пищу - выманить
какое-нибудь животное из его зимнего логова или привести человека мне на
помощь. Однако, попытавшись сконцентрироваться, я осознал, что внутри меня
только пустота непригодного для использования мира. Ни шороха жизни.
Теперь линия берега тянулась на восток. Передо мной, на севере, был другой
выход к морю, но как далеко, сотни миль, дни пути... Мой разум помрачался,
когда я думал об этом, и по телу растекалась слабость. Моя... Сила была
совсем маленькой и еле теплилась, как искорка пламени. Замерзшие руки
одеревенели и побелели. Если так будет продолжаться и дальше, то пальцы
отвалятся, но вырастут ли новые? Некоторое время назад я предчувствовал
испытание, оно даст мне знание, которого я должен достичь. Было ли все
происходящие вот этим испытанием, этим знанием: голодание, ослабление
моего физического состояния до рвоты, до положения беспомощного
полуобмороженного младенца, лежащего на земле в пещере?
Со временем боль прошла. У меня совсем не осталось сил, их хватило
только на то, чтобы доползти до входа в пещеру и взглянуть на белую
долину, на давящую блеклость гор, дымящихся как котел. Возможно, это были
вулканы. Я держал в руках найденную кость. Меня уже не интересовало ни
мнимое будущее, ни трудности настоящего. Я думал. Я постигал непостижимые
символы бесконечности, невидимые символы надира.
Ощупывая кость и размышляя над ней, я пришел к пониманию ее истории,
ничтожной и призрачной. От этих раздумий я пустился в другие, где
сталкивались земля и небо, прекращение существования и вечность, люди и
боги. Я обрел покой - покой, которого не знал прежде и который покинет
меня в будущем, потому что я не верил, что можно долго пребывать в
безмятежности, этом чуждом людской душе состоянии, и в то же время обитать
в человеческом мире. Мне казалось, что я проник в глубочайшие тайны моего
"я" и всего сущего, возможно, так оно и было на самом деле. Это была цена,
которую я платил жизни и живому, потому что когда я снова оживу, я должен
буду забыть их. В мифах многих народов пророк идет в пустыню, в безбрежные
просторы песка и снега, или поднимается на бесплодную черную гору. И когда
он возвращается к людям, его глаза горят вдохновенным огнем, а лицо
становится совершенно другим. Он рассказывает людям, что видел Бога. Мне
хочется думать, что Бога, если он вообще есть где-нибудь, надо искать
только в людях. Самородок золота ищут среди грязи. Мне также хочется
думать, что пустыня, на мгновение или на вечность, очистится от грязи.
Возможно тогда, вернувшийся пророк сказал бы не "_я _в_и_д_е_л _Б_о_г_а_",
но "_я _в_и_д_е_л _с_е_б_я_".

Прошло около пятидесяти дней вместе с тем временем, что я провел в
пещере, но я не уверен в том, как никогда не буду уверен до конца в тех
тайнах, что я познал там.
Конец ритуала был очень простым.
Казалось, я очнулся от приятного сна без сновидений. Поднималось
солнце, и столб водопада стал оттаивать с восточной стороны. Яркие капли
понеслись вниз к водоему. Я не чувствовал ни голода, ни жажды, ни темноты,
ни слабости. Действительно, я ощущал себя нормальным, сильным и
энергичным. Мой ум был ясен, а тело готово для дальнейших действий,
которых я потребую от него. Вот это-то и была явная нелепость, и я знал,
что это - явная нелепость: мечтательное состояние прошло, я снова был
простым человеком и рассуждал, как человек. Однако попытаться стоило. Я
встал, потянулся, и мои полнокровные артерии с пением отозвались во мне.
Мне было холодно, но я чувствовал, как каждая частичка моего тела мучилась
от неподвижного лежания больным здесь, на обледенелой земле. Минуту спустя
я выбежал из пещеры и бегом пересек долину туда и обратно.
Я никогда не был в более хорошей форме. По-моему, я прыгал в снегу
как клоун. Я вспомнил Сгинувшую Расу.
Сгинувшая Раса не ела. Я очень легко вспомнил невероятные рассказы
Демиздор, вспомнил о Сарвре Лфорн с фруктами из драгоценных камней, о
несуществующих отхожих местах... Да, они не ели, не избавлялись от
побочных продуктов переваривания пищи - двух жестокостей природы, без
которых не может обойтись человек. Вспомнил свой стыд, потому что не был
свободен от таких неотъемлемых свойств организма. А теперь? Теперь я был
одним из них. Заговорила кровь. Кровь моей матери, ибо она, как белый
призрак, была явным потомком того Потерянного народа с белыми волосами и
белыми металлическими глазами.
Я медленно вернулся к пещере, опустился на пол и развязал свою
котомку. Достав серебряную маску, которую подонки Ланко в ужасе швырнули
мне, я долго пристально смотрел в ее пустые глазницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125