Внутренним взглядом я увидел его страх - этого когда-то толстого, а теперь
кожа да кости человека с болью в боку и смертью в уме.
- Успокойтесь, - сказал я. - Я чудотворец Вазкор, я пришел исцелить
вас.
На подставке стояла лампа. Я подошел к ней, снял стеклянный колпак и
положил на нее руку. Я умел сделать так, чтобы энергия, плавно поднявшись
во мне, могла зажечь фитиль и заставить его гореть. Фунлин задержал
дыхание. Пламя занялось, разбрасывая блики света по стенам, когда я закрыл
его стеклом.
Теперь я мог его видеть. Он лежал в кресле, моргая, и смотрел на
меня. Его завитый парик был прошит серебряной нитью, край его одежды
отделан серебром, на пальцах перстни. Лицо ею было бритым. Я видел, что он
отдал бы мне все за один час без боли. Здесь я мог получить плату.
- Я пробовал нескольких - никому не удалось. Я много на них истратил.
На тебя, возможно, тоже зря потрачусь, несмотря на твой фокус с лампой, -
он смотрел на меня с унылой злостью. - Ты совсем мальчик.
- Это ваша болезнь заставляет вас забываться. Я избавлю вас от нее, а
потом обсудим наше дело.
Я возложил на него руку и сразу почувствовал камень, "увидел" его
ладонью, он был как черный узел на белой ветке. Я подумал: "Это я тебе
сегодня оставлю. Уберу только боль, пока не получу то, что мне надо".
Богач Фунлин застыл. Он схватился за подлокотники кресла и молчал,
чтобы увериться.
- Она... отпустила, - сказал он. Его лицо выражало страстную просьбу.
- Вы еще не излечены, - сказал я. - Это на завтра, если вы мне
заплатите.
Он вздохнул и закрыл глаза.
- Даже за это, - сказал он, - я бы тебя вознаградил. Во имя Пламени,
как это приятно. Если ты сможешь меня вылечить, назначай свою цену.
Я коротко расспросил Кочеса об этом купце и был хорошо подготовлен.
- Назову свою цену. Десять мер золота, взвешенных по рыночным меркам,
пятнадцать мер серебра. А также небольшая доля в ваших делах - пшеница и
виноградники, я думаю, и жемчуг. Я прошу только то, что может обеспечить
мне подходящий доход, пока я в городе, скажем, по двадцать процентов от
каждой сделки по винограду и драгоценностям - по рыночным расценкам,
конечно.
- Собака, - сказал он. - Ты думаешь, я такой богатый? Ты высосешь мою
кровь, как паразит. Какое право ты имеешь столько просить?
- Такое же, как и вы, полагая, что должны жить. Выбирайте.
- Ты разоришь меня.
- Смерть это сделает еще лучше, чем я, - сказал я. - Я вернусь
завтра, вы скажете мне, приемлемы ли мои условия.
Я не чувствовал жалости к нему, пытаясь завладеть сразу и его жизнью,
и его богатствами. Время моей жалости еще не пришло, по крайней мере, не к
таким людям, как Фунлин.

Вдоль фронтона "Зубов Дельфина" горели факелы в колпаках из голубого
и желтого стекла. В вестибюле и в коридорах я не встретил никого, кто бы
не таращился на меня.
Как и ожидалось, новость распространилась. Они все знали - и эпизод с
Золотой Рукой, и часы, когда я исцелял в Роще, и об отступлении
принца-джердата с двумя сотнями человек. Что же сделает чудотворец теперь?
Чудотворец прошел в свои покои. Тут же меня потревожил Кочес, который
вернулся после ужина напуганным.
- Чарпон, господин Вазкор, - проблеял он.
Глаза его бегали. Он собирался предать своего хозяина, и этой мысли
он боялся, как и меня.
- Что Чарпон?
- Корабль, "Вайн-Ярд". Хессеки говорят, что он собирает всех на борту
сегодня поздно ночью и отплывает с отливом на рассвете. Он не собирается
вам ничего говорить. С ним должны быть другие помощники, а также те из
команды, кого удастся быстро собрать. Рабы-гребцы по прежнему на борту. Я
слышал, он отправил их за провиантом - мясом и вином, которое они получают
перед началом путешествия.
Я позволил Кочесу трещать о глупости Чарпона, о его собственном
желании служить мне и о том, как было для него опасно пойти против
капитана и принести мне новости. Я не хотел и не собирался терять корабль.
Чарпон, решивший, наверное, быть занозой у меня в боку, достиг предела.
Единственным способом остановить его и убрать проблемы, с ним связанные,
была его смерть.
Решив убить его, я столкнулся с другой проблемой - я не хотел убивать
ни его, ни кого-либо другого тем безотказным способом, которым я владел, -
силой моей воли. Моральные соображения были здесь не при чем. Это был
чистый страх. Я боялся Силы во мне. В минуты, когда я боялся, я
чувствовал, как какой-то демон захватывает мой мозг, я испытывал чувство
раздвоения, которое могло бы снести меня с ума. Я решил действовать иначе.
Я отослал Кочеса, поблагодарив его, и он прокрался в постель Тэи.
Я позвал Длинный Глаз, который застыл у моей двери, как деревянный
страж. Я рассказал ему о планах Чарпона.
Прежде чем я успел что-либо добавить, Длинный Глаз сказал:
- Я выслежу Чарпона и убью его.
- Он будет не один, - сказал я.
- Ну и что? Все хессеки почитают Вазкора, а не Чарпона.
- Ты ведь знаешь, что я могу и сам это сделать, - сказал я,
раздраженный смутным чувством вины. - Ты не спрашиваешь, хочу ли я, чтобы
ты сделал это для меня?
Он посмотрел на меня пустым взглядом. Боги были непостижимы. Больше
он никуда не смотрел. Ничего не сказав, он выскользнул в ночь.

Я сидел перед пурпурным окном до тех пор, пока рассвет не перекрасил
черный цвет в синий, а синий - в красный. Птицы нежно запели в своих
клетках.
Эта ночь была не для сна. Я думал: "Сейчас ли он убивает Чарпона!
Может быть, хессеки все-таки остались верны капитану?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125