На покрытой шелком
постели что-то блеснуло - это была бусинка, оторвавшаяся от красной юбки
Малмиранет.
Я сидел на постели и разглядывал ее, эту бусинку, а тем временем
приближался рассвет.

6
Люди всегда находят много поводов для волнения. Многие из них могут
показаться смешными, особенно если вас самих уже ничто не волнует.
В гробнице была дверь. Меня внесли сюда через нее, и она вошла сюда
таким же образом. Изнутри ее не было видно за ветвями нарисованных на
стене деревьев, но жрецы некрополя могли в любой момент использовать этот
вход, если бы им захотелось. Хотя, я думаю, им не часто хотелось наносить
подобные визиты. Они, без сомнения, постарались бы избежать и этого, если
бы их не принудили к тому обстоятельства.
Я не подумал о том, как это будет выглядеть со стороны.
В могиле находятся мертвые - беззвучные и неподвижные. И, хотя
масрийцы оставили для призраков лампы, никто не ожидает, что их
когда-нибудь зажгут.
Сначала раздались мои приглушенные вопли, затем крышка гроба с
грохотом упала на каменные плиты, за этим последовало разрушение стены и
звон бронзы - я открыл гроб Малмиранет. Гробница была построена очень
прочно, но звуки, раздававшиеся в ней, были слышны снаружи. Возможно,
рядом стоял не отличавшийся храбростью часовой, и в эту ночь ему пришлось
поволноваться. Наверное, он слышал, как я говорил, как двигался. И,
конечно, свет лампы был виден через отверстие. Наконец удар копья. И, в
довершение всего, ее жуткие крики - такие жуткие, что я долго слышал их во
сне. До жрецов, находящихся снаружи, они донеслись не так отчетливо, но
повергли их в еще больший ужас.
Они дождались рассвета. Темнота была опасна для Бар-Айбитни.
Дверь внезапно распахнулась, и в сумерки могилы ворвался яркий
солнечный свет. Где-то невдалеке послышалось голубиное воркование, и
жрецы, как бы давая мне насладиться пением птиц, долго молчали.
Жрецов было десятеро. Глаза их готовы были выскочить из орбит, как
будто вокруг их шей затянули невидимые петли. У кого-то из рук выпала
священная курильница - случайно, или это была попытка прогнать нечистую
силу? Один из них весь побагровел от страха, как это иногда случается с
полными людьми.
Забавное это было зрелище. У меня даже хватило чувства юмора
припомнить, что я не первый раз предстаю, воскресший, перед людьми и что
уже однажды жрецы вот так же таращились на меня, хотя в тот раз они были
сильно разгневаны, да и место было не такое роскошное.
Один из них хриплым голосом произнес мое имя и упал на колени. Скорее
всего, он сделал это не из почтения ко мне, а просто у него от страха
подкосились ноги. Тем не менее, остальные последовали его примеру. Вскоре
все они стояли передо мной на коленях, шепча: "Вазкор, Вазкор". Мне пришел
на память еще один эпизод из моей жизни, и я увидел горную крепость и
жителей Эшкорека в масках, преклонивших колени перед героем племени,
Вазкором, Черным Волком Эзланна, восставшим из могилы.
Мне все это больше не казалось забавным.
"НА СЕГОДНЯ ДОСТАТОЧНО", подумал я.
Я не произнес ни слова, не сделал ни жеста. Пройдя мимо
коленопреклоненных жрецов, я вышел на Солнечную аллею Королевского
некрополя.
В тот момент я мог провозгласить себя королем, повелителем Масрийской
империи. Кто бы мог противостоять бессмертному богу-волшебнику? Я мог бы
стать императором и отправиться завоевывать другие империи, как этого
хотел мой отец еще до моего рождения. Он сам начал военные походы, когда
ему было немногим больше лет, чем мне в этот день.
Но империи меня не интересовали. Можно считать это достижением или,
наоборот, шагом назад, но подобных амбиций я лишился.
Выйти за ограду не составило труда. Часовой строил глазки садовнику и
не обратил на меня особого внимания; вероятно, увидев на мне одежду из
дворца, он принял меня за знатного господина, пришедшего в храм помолиться
за друга или родственника.
Улицы Бар-Айбитни, освещенные множеством желтых огней, предстали
передо мной такими, какими я увидел их в первый раз: оживленными и
богатыми, даже роскошными. Мимо меня проносили носилки под балдахином, шли
по своим делам купцы, пробегали девушки в одежде, украшенной блестками,
спешили по поручениям рабы-хессеки. Все это походило на странный сон, как
будто все напасти - восстание, пожары, мухи, насланные Шайтхуном, и желтая
чума - были всего лишь ночным кошмаром, рассеявшимся при появлении зари.
Я был ослеплен. Я слишком долго находился вдали от солнца и от людей.
Я повернул к востоку, чтобы оставить в стороне это воскресшее, так быстро
залечившее раны чудо и выйти на открытое пространство за старым палисадом,
виноградниками и рощами, туда, куда я спустился с небес на белом коне,
туда, где мы с ней, охваченные жарким пламенем любви, едва не просмотрели
сигнал, поданный нам пламенем горящих доков.
На дороге, недалеко от границы Пальмового квартала, я повстречал
женщину.
Судя по виду, она была рабыней богатого аристократа, скорее даже
наложницей, потому что одета была красиво и по моде; за ней шел ее
собственный раб, державший зонтик от солнца над ее курчавой головой. К
поясу его была привязана дубинка для защиты от слишком назойливых горожан.
Она вышла из ворот большого дома, стены которого были украшены
изображениями кошек - я потому и заметил девушку, что остановился
посмотреть на этих кошек - неизменный символ Уастис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125