я живо помнил Лели и всякую другую магию, от
которой у меня тряслись поджилки. Я отказался, и на команду это произвело
неприятное впечатление, но я предложил отдавать собственные порции два дня
из каждых четырех - все равно я ел мало. Но этот благородный жест остудил
их гнев. Видя упрямство волшебника, они оставили его в покое.
Каждый день были свои заморочки, однако все дни были похожи один на
другой.
Я узнал свое весло, понял его физическую сущность, как можно прийти к
физическому пониманию женщины, с которой проспишь сорок или пятьдесят
ночей. Это была моя железно-деревянная жена с голубой лопастью, молотящей
воду, и стройным крепким телом в моих руках, держащих ее груди и бедра.
Шесть часов совокупления, затем шесть часов с другими - требовательная
леди. Однако она оставляла мой мозг свободным. Сколько часов скольких дней
скольких месяцев! Тени и воспоминания пересекались в моем уме, когда я
сидел в той черной, скверно пахнущей дыре, а весло стирало мои ладони до
крови, не позволяя образовываться мозолям, которые защитили бы меня, а
бледно-розовый свет рассвета увядал до серого и еще раз превращался в
розовый на склоне дня. Климат стал более прохладным. Небеса, когда их не
закрывали облака, стали чище и бледнее. Ночью светили большие и яркие
звезды. С ветром, который дул с запада, приходил запах зимы, похожий на
запах старой доброй зимы северных земель. Еще ветер приносил кусачие,
сволочные штормы, мокрый снег, холод с густым снегопадом.
На пятьдесят первый день подкрался туман. Корабль плыл в нем, и на
всем оседала ледяная тишина. Море под нами было серым, а в глубине -
ярко-голубым. Мачты ритмично раскачивались из стороны в сторону. Люди
Ланко, проклиная все на свете, натягивали куртки и заворачивались в плащи.
Солнце светило как лимонно-металлический диск. Никто не высматривал
обнаженных русалок, катающихся на ледяных столбах.
Через это безмолвное одеяло, сквозь которое мы плыли, звук удара
весел о воду доносился низким и приглушенным. Южанам было наплевать на
туман, но не на особенный, пронизывающий до костей, прозрачный холод. Зимы
Симы, Тинзена и Бар-Айбитни не были особенно холодными, а были просто
холодными по контрасту с жарким летом. Дули пыльные ветра и шли дожди и
град, гремел гром и клубились черные тучи. Но снег никогда не выпадал на
благословенные земли юго-востока, и только на двух или трех горных
вершинах архипелага действительно можно было найти снег. Оттуда его
приносили в хитро запечатанных, оплетенных кувшинах, очевидно, с
единственной целью - охлаждать напитки для господ.
У своего весла я видел сны наяву (о Тафре, о Демиздор, об Эшкореке, о
Малмиранет, о серебряной маске), как вдруг услышал ворчание гребцов,
согнувшихся на своих местах со вспотевшими от работы лицами.
- Волшебник завел нас сюда, пообещав золота. Пусть он уберет этот
пронизывающий до костей собачий туман.
Я взглянул на них, они затихли, но их лица были враждебны: удача
изменила мне.
- Ну, - потребовал матрос с другой стороны от меня. Это был уголовник
из какого-то южного города, метис без ушей. - Так сделай же это,
могущественный волшебник.
- Туман - явление природы и скоро пройдет сам, не надо его бояться.
Метис осклабился, рисуясь перед своими товарищами, которые, как и все
мы, без перерыва сгибались, ворочая тяжелыми веслами.
- По-моему, шрийский волшебник - тоже явление природы и скоро пройдет
сам.
Я подумал: "Я мог бы рассеять туман и заткнуть этот шум. Легко,
почему бы и нет? Но с этого все и начиналось: почему бы не пройти по воде,
почему не пролететь по воздуху, почему бы не воскресить мертвого". И я
снова подумал: "Ладно, я вытерплю и это. Бог свидетель, какая это
малость".
Они еще некоторое время поспорили и позубоскалили на мой счет.
Я не обращал внимания. Так я изменился.
Пару часов спустя мы выгребли из тумана, держа курс на запад.

На семидесятый день они затосковали по земле. Пайки были урезаны - в
основном из-за жадности Ланко и его помощника и недостаточной
организованности на борту. Профессиональные воры, они крали и друг у
друга. Однажды Ланко применил экстравагантное наказание: матроса,
пойманного пьющим ворованный куис, опустили головой в кувшин с куисом и
утопили в нем. А затем Ланко предлагал этот кувшин любому желающему
выпить. Собственные запасы Ланко хранились отдельно и никогда не
подвергались набегам.
У них была старая коричневая карта, пришпиленная к столу в каюте
Ланко женской брошью. На этом обрывке бумаги была обозначена западная
земля - неясные расплывчатые формы без заливов и бухт, скорее загадка, чем
точная карта. Тем не менее, согласно этой карте, земля вскоре должна была
появиться на горизонте. Однако море, сине-зеленое и холодное, было все так
же однообразно и пустынно.
Команда корабля напоминала людей, просыпающихся после употребления
опиума. Приключенческий дух испарился, и они выглядели, как очнувшиеся
лунатики, обнаружившие себя во многих милях от дома. Что они здесь делают,
в этой ледяной водной пустыне, пахнущей снегом и чистотой?
Мимо них, как паруса из ржавого стекла, на мили дальше к югу
проплывали льдины. Закутавшись во все, что было под рукой, в шкуры и меха,
захваченные на ограбленном торговом судне, моряки со страхом указывали на
лед. Раньше они рассказывали о нем разные истории, но как-то не ожидали
увидеть его наяву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125