Одним словом -- в курсе ли дядя Джеймс или не в курсе происходящего, а
хорошим тут не пахнет. В памяти всплывали рассказы о пытках и казнях в
гангстерском подполье Бабилона. Геку по молодости лет не довелось еще
присутствовать при таких казнях, но в правилках он участвовал и результаты
видел неоднократно. "Господи, сохрани и помилуй!"...
Он был почти готов вернуться в иссохшее лоно матери-церкви, лишь бы кто
объяснил ему: что, собственно, происходит? Но как раз в этом никто не пошел
навстречу благочестивым порывам встревоженного Гека...
Толстяк только хмыкнул и, загасив сигарету, встал. Чернявый, похоже,
счел свою задачу выполненной. Он тихо нашептал что-то толстяку, негромко
потренькал дверными ключами, уже наполовину скрытый дверью -- обернулся,
сделал ручкой: "Чао", -- и исчез. Заработал мотор, зашуршали шины по
утрамбованному дворику и все затихло. Гек вдруг смутно удивился на самого
себя, насколько малодушно все существо его в страхе перед неведомой угрозой,
цепляется за малейший проблеск привычного. Вот, казалось бы, шоферчик -- да
он его увидел впервые час назад и знать его не знает, а с ним, вроде, и не
так тоскливо было...
-- Как тебя звать-то? -- возобновил разговор толстяк. Он уже успел
опять защелкнуть замок, да еще задвинул засов, а теперь стоял перед Гектором
и, похоже, ждал ответа.
-- Ну что ты пристал, как банный лист к жопе! -- неожиданно громко
заявил Гектор. -- Только увидел человека, а уже кто-о, да за что-о... Может,
спросишь еще, куда я попал и что здесь делаю? Что вылупился, пончик?...
Гека мутило от страха и сигаретного дыма, плавающего в маленьком
помещении -- сам он не курил и запах табака был ему действительно неприятен.
Хамство помогло ему держать в границах сознания ужас, холодок которого
пробежал вдоль спины и осел в моментально заледеневшем очке. Кроме того, он
поступал как учили: выведенный из равновесия человек менее склонен скрывать
свои мысли и желания от окружающих. Неплохо бывает также, когда удается
взять на испуг: Гек придвинулся было к толстяку, имитируя угрозу.
-- Тише, малый! -- зашипел толстяк. В его розовой пухлой лапище вдруг
оказался тяжелый, судя по размерам, пистолет-кольт, какой бывает у
полицейских, но с хитро пристроенным глушителем. -- Тише, а то враз мозги
повышибаю. Мне все права даны. Ишь, шустряк! Куда ты попал и что будешь
делать -- я и сам знаю. А может и ты узнаешь... завтра. Пока же веди себя
примерно. А ежели еще раз хай подымешь -- пеняй на себя -- нянчиться с тобой
никто не будет... -- Он помолчал.
-- Ты, вроде, парнишка неплохой -- как мне говорили -- и я тебе только
добра желаю. Потерпи, все узнаешь в свое время. -- Чтобы подтвердить, что он
желает Гектору только добра, толстяк даже опустил кольт немного пониже, так
что глушитель глядел Гектору прямо в колени. Дурнота прошла, но задергалась,
заныла коленная чашечка на правой ноге. Несмотря на мирные слова, Гек остро
почувствовал, что толстому нетрудно убивать и что Гек значит для него не
больше крысы. Рисковать в неясной ситуации было совсем ни к чему. Он
осторожно покивал головой:
-- Так бы сразу и говорил... А то взяли, повезли, кто да что... Войди в
мое положение -- откуда я знаю, может ты не наш?
Но толстяк не клюнул:
-- Ваш, наш... Давай-ка, шлепай впереди меня. Сейчас ляжешь спать -- я
покажу где -- а то завтра дел много.
Весь диалог шел на бабилосе, Гек верно угадал земляка, но последняя
фраза прозвучала на английском. И ни разу больше не слышал Гек от своего
нового хозяина ни единого слова на родном языке.
Так Гек оказался в положении рабочей скотинки на подпольной фабрике по
очистке и переработке опиума в героин. И не ведал он, что здесь суждено ему
было проработать, просуществовать два долгих месяца. Что ж, и это жизнь...
Но по представлениям Гека она была не многим лучше смерти,
-- Что же случилось, ну что? -- эта мысль беспрестанно мучила его и она
же, внушая слепую надежду, удерживала от безрассудных поступков. Он
прикинул, что мог бы, пожалуй, застать врасплох и заделать толстого, но
слишком много риска, да и зачем?
-- Ведь если меня до сих пор не тронули, значит я им зачем-то нужен?
Может чертов Дудя испытывает меня таким образом? Хотя на фига ему это?
Но чутье говорило Геку, что испытания тут не причем; и мало-помалу
окончательно окрепло понимание, что хорошего ждать не стоит.
В ту ночь толстяк проводил его через погреб в подвал, где ему была
отведена свободная койка. Две другие уже оказались занятыми, как выяснилось
потом, коллегами по его новой профессии. Эти двое говорили крайне мало,
только между собой и только на английском. На Гека реагировали лишь во время
работы или по необходимости, например, когда требовалось подождать, пока
освободится унитаз или душ. Попытки завязать с ними контакт не дали
результатов: " Да, нет, отвяжись" -- в лучшем случае, а то и вовсе не
отвечали.
Все они: два этих друга, Гек и сам толстяк вели простую, размеренную
жизнь. Утром, после завтрака и сигарет, они переходили в другой подвал,
причем переходили подземным же коридором, узким и от сырости скользким. А
потом до вечера, не считая перерыва на обед, занимались сортировкой очисткой
и упаковкой товара. Работали в респираторах, каждый раз новых. Так и шло:
день да ночь -- сутки прочь. Впрочем, им никто не говорил -- где ночь и где
день, какой день недели какого месяца. Каждое "утро" их будило звяканье
ключей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133