Холодно сиделось в трюме и голодно, грев для него пропулить не
представлялось возможным, а холодно здесь было всегда, даже летом... Но по
выходу его ждала радость немалая: на устроенном в его честь "банкете" в той
же каптерке ему выдали новые сапоги и разрешили сделать портачку на
предплечье -- тюльпан, обвитый проволокой с тремя колючками и тремя
буковками, разделенными точками. Теперь он был полноправный нетак, хотя и в
новом своем качестве упорно от выпивки отказывался, разве что чифиря
глоточек делал на общих сборищах.
Прошел еще год, второй из трех начисленных. Откинулся досрочно Рамон,
главный обидчик Гека. Нетаки накануне привели его в склад(дело было на
промзоне), где Гек избивал его в течении часа с малыми перерывами(когда
шухер объявляли). Рамон и не пытался даже ответить, хотя всяко был крепче
Гека: ему исполнилось семнадцать, а Геку двенадцать... Гек перед избиением
объявил ему ультиматум: или за свой прошлый беспредел он вытерпит разовое
избиение без "опускания", или вместо воли поедет на кладбище вперед ногами,
в чем Гек побожился отчаянно и вслух перед Рамоном и всеми нетаками. Рамон
струсил: такая ненависть горела в глазах Гека, что Рамон даже и не
усомнился: божба этого гаденыша -- не блеф. Жизнь одна, а свобода близко...
Да и остальные нетаки не простят, если один из этих гнид из-за него
опарафинится...Рамон выдержал избиение, но в тот же день, по его заявлению,
подкрепленному экспертизой, Гека спустили в трюм, а оттуда принялись таскать
на допросы -- мелькнуло стремительное внутризонное следствие и завершилось
второй судимостью: недоказанная угроза убийством не прошла, но злостное
хулиганство -- было. Так Гек раскрутился еще на два года(взрослых,
естественно, а реально -- еще один год к трем накопленным). Со стороны
Рамона правил игры не было нарушено, козлам положено поступать по козлиному,
но отныне тянуть срок ему не рекомендовалось, особенно на черном взросляке,
хотя даже и скуржавые таких не уважали.
-- Чомбе, слушай, не в падлу: одолжи десятку, -- в четвертом отряде
очередь на портачку подошла, Хирург ждать не будет. Через три недели отдам,
либо с фарта какого, так и пораньше, а, Чомбе? -- Указатель, парнишка лет
пятнадцати, нетак и страстный любитель татуировок уцепился за его плечо и
мешал сделать ход, с мысли сбивал, а позиция на доске и так хреновая...
-- Нету у меня, нету. Позавчера все потратил, до нуля.
-- Ну Чомбе, отдам ведь...
-- Да нету, сказал же! -- Чомбе оторвал взгляд от доски, махнул
подбородком в сторону Тумбы, -- вон, у черножопого попроси, он при деньгах,
наверное...
-- Это кто, это я черножопый!? -- горько поразился толстяк, оторванный
от своего занятия -- письма на волю, домашним. -- Зачем так говоришь? Да
рядом с твоей жопой даже угольная куча сугробом выглядит, мамой клянусь!...
-- Гурам медленно распалялся:
-- Ты, Чомбе-момбе, ты в зеркало себя видел?... Один раз посмотри, да?
Отломи свой хвост...
Чомбе захохотал и не слушая дальше флегматичного армянина, похожего на
носорога в ярости, стал осыпать его новыми насмешками и подколками. Забыты
были письмо, шахматы, Указатель, Гек, крик поднялся чуть ли не на всю
промзону.
Гек повздыхал немного, потом полез в задний карман своей робы, отныне
черной, чистой и выглаженной, и вынул пачку сложенных пополам купюр:
-- Указ, держи, ровно десять, -- он отсчитал десять одноталерных
бумажек, -- только не забудь, не позже чем через месяц -- отдай. Эти до
съема спорить будут, любимое их занятие...
-- Да я раньше, через три недели отдам: мне из дому бердану должны
прислать, без проблем... Ну, Малек, ну выручил! Дай краба, я порыл...
( После суда, когда Гек "расписался" за очередной срок и поднялся в
зону, к нему подошли ребята: Гурам Тумба, Чомбе и Повидло -- из их отряда и
Слон с двумя спутниками из первого. Слон считался Главнетаком зоны. Все
поздоровались за руку, потом Слон сразу перешел к делу:
-- Твоя ходка -- вторая, пацан ты правильный. И вот решили насчет тебя:
отныне мы авторитетно именуем тебя Мальком, а не Мизером. Всем на зоне
неделю на привыкание. А дальше за ошибку сможешь получить с любого...)
Указатель убежал и перебранка моментально прекратилась.
-- Сколько ты ему дал, Малек?
-- Сколько просил, червонец. -- Чомбе зевнул во весь свой щербатый рот:
-- В шахматы -- сдаюсь, тут матешник явный, а деньги -- зря дал.
-- Он же отдаст, при свидетелях брал ведь?
-- Он -- отдаст. Не в этом дело, сердце твое -- слишком мягкое. Вот
смотри: сейчас его прихватят, допустим, довесят годик за татуировку и
наркоту -- а он непременно подкурится в виде анестезии -- как ты с него
получишь? Или пилой его перепилят, или заражение крови будет?
-- Но ты ведь и сам взаймы даешь, я же видел.
-- Мне можно, я ведь могу дать, а могу и отказать. А ты кому в
последний раз отказывал?... Как только почувствуют слабину в тебе, так и с
ногами на шею взгромоздятся, будут по плечу похлопывать, да нахваливать за
доброту...
-- Тут не жадность, тут соображать надо, -- вступил в разговор Тумба.
-- Смотри, да: если кто не вернул деньги -- что с тем будет? Плохо будет,
хуже не бывает. А если так получится, что из-за Малька двое-трое ребят
хороших кожанами улетели -- о тебе хорошо подумают? Плохо подумают...
-- Или так еще, -- перебил его Чомбе, -- если кто-то постоянно твой
должник -- сегодня один, допустим, завтра другой, значит твои бабки -- и не
твои получаются, они всегда у других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133