Гек попробовал однажды и
полюбил есть эскимо на палочке, по одиннадцати пенсов порция, ребята ходили
в кино, рассказывали друг другу про Фантомаса, а он только телевизор смотрел
в комнатке у бабки Марии, старый и маленький, с линзой. Поэтому Гек
повадился бегать на барахолку-базар возле Длинных прудов, где можно было кой
чего стырить и тут же загнать -- бананы и груши, апельсины и мандарины --
все стоило денег. Гектор когда сдавал добычу барыге -- Альфонсу , (Толстому
Алю -- подростку из соседнего двора, который официально подрабатывал
помощником дежурного по рынку в выходные дни), а когда съедал добытое тут же
на месте. Действовал он всегда один и всегда удачно. Но однажды он попал под
облаву, какие случались на всех барахолках и базарах всех городов страны.
Гек был абсолютно пустой, а потому чувствовал себя спокойно... Откуда он мог
знать, что началась очередная кампания борьбы с преступностью. Трувер
Деллик, местный главный следователь, готовился к начальственному разносу с
громами и молниями за низкий процент раскрываемости. Но получать по морде он
вовсе не желал, требовалось напрячься и срочно раскрыть ряд преступлений --
краж и афер, глухо висевших на его отделе -- то есть лично на нем. Когда Гек
отказался назвать свои координаты и установочные данные -- судьба его была
решена: Деллик навесил на него четыре карманных кражи, из которых одна
сопровождалась действиями угрожающими здоровью и жизни граждан: хорошо
известный ему щипач Дуля пописал бритвой крестьянина, когда спасался
бегством после неудачного щипка. Но Дуля сбежал с концами, может и на север,
а у Деллика на шее теперь и кража и ТеПе (телесные повреждения). Все это
досталось Геку, который никак не мог врубиться в происходящее, но знал
только одно: госпиталь называть нельзя, свое настоящее имя называть нельзя (
он сказал, что звать его Боб, фамилию не знает, беспризорник). Деллик знал,
что творил, он видел, что мальчишке -- лет десять от роду, но в протоколе
записал " по виду -- двенадцати лет", поскольку уголовная ответственность
наступала с двенадцати.
Учитывая общественную опасность содеянного, отказ вернуть краденое и
выдать сообщников, стоящих за ним, ему назначили по совокупности шесть лет
исправительной колонии доп. режима, деленные пополам (преступники, не
достигшие семнадцати лет, тянули половину взрослого срока, положенного за
совершенное преступление), то есть -- три года.
Пока шло "следствие", пока собрался суд -- Гек успел оттянуть четыре
месяца из тридцати шести в следственном изоляторе -- тюрьме. Потом ему
объявили приговор и в вагонзаке отправили на восток, в лагерь для
несовершеннолетних, на "малолетку".
Пенитенциарная система Бабилона родилась в эпоху ничем не ограниченного
всевластия предыдущего президента, была обширна и беспощадна. Труд
заключенных дешев и неприхотлив: и на приисках работать могут и в болотистой
сельве лес валить -- за еду и махорку. В иные годы сидело до четырех
миллионов человек. Сидели дружно, в смысле -- вперемешку, бытовики, урки и
несогласные с режимом. Только для карающих органов -- бывших следаков, да
полисменов, да прокуроров, совершивших уголовные преступления, держали
отдельную зону, иначе не жить им на белом свете. И в следственных изоляторах
держали проштрафившихся стражей закона отдельно от остальных заключенных.
Сидельцы отбывали свои сроки ("срока" -- на жаргоне) в разных условиях, в
зависимости от тяжести содеянного. Для того, чтобы разница эта ощущалась --
создано было четыре отсидочных режима на зонах: основной, дополнительный,
жесткий и каторжный. Считалось. что самый легкий режим -- основной, а самый
тяжелый -- каторжный. Так считалось у официальных представителей закона. Но
свое разумение и собственная "табель о рангах" имелись у сидящих, не всегда
согласных с официальной градацией.
Самым тяжелым режимом считалась "крытка" -- пятый режим. Попросту --
тюрьма. Тот кто огребал "пятью-пять", знал, что из двадцати пяти лет срока
-- первые пять -- спать ему не на шконке, а на нарах, белый свет
разглядывать в решеточку (если решеточка та -- без "намордника") и иметь
прогулки в тюремном дворике. Ни свежего воздуха, ни свиданок, ни личной
жизни на промзоне, ни посылок, ни ларька... На каторжном режиме тоже очень
даже не сладко -- но не сравнить, нет.
Единственное исключение -- Бабилонская "крытая" -- Пентагон, там все
устроено иначе, да и сидят в ней другие люди.
А основной режим всасывал всякую шваль, без мозгов и понятий. Дебилы,
психопаты и случайные люди составляли основу "Основного режима". Именно там
воспитатели в погонах добились наибольшего успеха в выведении козлиного
стада: из каждых пяти основных зон -- четыре были белыми и лишь одну с
натяжкой можно было назвать черной. То есть в белых зонах правил бал
"актив", в "черных" -- нетаки ржавой ориентации. Иначе говоря, белые зоны
находились под контролем администрации и лиц, "твердо ставших на путь
исправления", черные -- контролировались идейными урками ("ржавыми"), либо
их последователями -- нетаками, лицами отрицательно настроенными по
отношению к режиму содержания. На доп. режимах сидели "тяжеловозы" первого
срока в основном, т.е. лица, впервые совершившие преступление, но тяжкое --
убийство, налет на банк и т.п. Попадались и по второй ходке, но от другой
статьи другого раздела: первая ходка -- за хулиганку, а вторая, скажем, за
наркоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133