Руки повернули его несколько раз, твердо, но без явного недоброжелательства, а потом повели вдоль по коридору. Раздался шорох еще одной занавеси, а затем появилось неопределенное ощущение обширного, большого помещения. Позже, много позже, Брута понял: страха не было. В комнате главы Квизиции на его голову опустили мешок, но это не заставило его испугаться. Потому, что у него была вера.
– За твоей спиной стул. Сядь.
Брута сел.
– Можешь снять мешок.
Брута снял мешок. Он заморгал. В противоположном конце комнаты с Божественными Легионерами по бокам на стульях сидели трое. Он узнал орлиный профиль дьякона Ворбиса. Оставшаяся пара состояла из невысокого коренастого и очень толстого мужчин. Не ширококостного, как Брута, но подлинного шмата сала. И на всех троих – серые рясы без украшений. Не было ни малейшего признака ни раскаленного железа, ни даже скальпеля. Все трое внимательно его разглядывали.
– Послушник Брута? – сказал Ворбис.
Брута кивнул. Ворбис усмехнулся, как присуще очень умным людям, когда они думают о чем-то не слишком веселом.
– И, конечно, однажды наступит день, когда мы должны будем обращаться к тебе Брат Брута, – сказал он, – или даже Отец Брута? Пожалуй, слишком хлопотно. Этого лучше избежать. Думаю, стоит позаботиться о том, чтобы ты как можно скорее стал Субдьяконом Брутой. Что ты об этом думаешь?
Брута ничего об этом не думал. Он смутно понимал, что обсуждалось повышение. Но его голова была пуста.
– Ладно, хватит об этом, – сказал Ворбис с легким раздражением человека, сознающего, какую прорву работы ему предстоит проделать во время этой беседы. – Узнаешь ли ты сих ученых отцов одесную и ошуюю от меня?
Брута потряс головой.
– Отлично. У них есть к тебе несколько вопросов.
Брута кивнул. Очень толстый мужчина наклонился вперед.
– У тебя есть язык, юноша?
Брута кивнул. Потом, чувствуя, что этого, возможно, недостаточно, предоставил его на обозрение. Ладонь Ворбиса успокаивающе легла на руку толстого человека.
– По-моему, наш юный друг слегка переполнен благоговейным страхом, – кротко сказал он. Он улыбнулся. – А теперь, Брута, пожалуйста, убери его, – я собираюсь задать тебе несколько вопросов. Ты понял?
Брута кивнул.
– В начале, когда ты попал в мои апартаменты, ты несколько минут провел в приемной. Пожалуйста, опиши ее.
Брута по-лягушачьи уставился на него. Но глубины памяти независимо от его желания ожили, изливая слова на первый план его сознания.
– Это комната примерно три на три метра. С белыми стенами. На полу песок, кроме угла у двери, где видны плиты. На противоположной стене есть окно, около двух метров в высоту. На окне три запора. Стоит трехногий стул. Есть святая икона Пророка Оссорий, вырезанная по афакиевому дереву и отделанная серебром. На нижнем левом углу рамы царапина. Под окном полка. На полке нет ничего, кроме подноса.
Ворбис вытянул свои тонкие длинные пальцы к его носу.
– На подносе? – сказал он.
– Простите, что, господин?
– Что на подносе, сын мой?
Образы промелькнули перед глазами Бруты.
– На подносе был наперсток. Бронзовый. И две иголки. На подносе был отрезок веревки. На веревке были узлы. Три узла. И еще на подносе было девять монет. И еще серебрянная чаша, украшенная узором из листьев афакии. Был еще длинный кинжал, думаю, стальной, с черной ручкой с семью бороздками. На подносе был кусочек черной материи, было стило и грифельная доска…
– Расскажи про монеты, – тихо произнес Ворбис.
– Три из них были центы Цитадели, – сразу сказал Брута. – На двух были изображены Рога, а на одной корона. Четыре монеты были очень маленькие и золотые. На них были надписи, которых я не смог прочесть, но которые, если вы дадите мне стилос, я думаю, я смог бы…
– Это что, розыгрыш? – сказал толстяк.
– Уверяю вас, – сказал Ворбис, – мальчик видел обстановку комнаты не более секунды. Брута, расскажи об оставшихся монетах.
– Оставшиеся монеты были большие. Они были бронзовые. Это были Эфебские дерехмы.
– Как ты определил? Едва ли они часто встречаются в Цитадели.
– Я видел их однажды, лорд.
– Когда это было?
Лицо Бруты сморщилось от напряжения.
– Я не уверен… – сказал он.
Толстяк удовлетворенно улыбнулся Ворбису.
– Ха! – сказал он.
– Кажется… – сказал Брута, – …это было после обеда. Но может быть утром. Около полудня. Третьего Грюня, в год Изумительных насекомых. В нашу деревню завернули несколько торговцев.
– Сколько тебе было лет? – сказал Ворбис.
– За месяц до того, как мне исполнилось три, лорд.
– Я не верю в это, – сказал толстяк.
Рот Бруты пару раз открылся и захлопнулся. Откуда этот толстяк может знать? Его-то там не было!
– Ты можешь ошибаться, сын мой, – сказал Ворбис. – Ты – ладный парень лет… пожалуй… семнадцати-восемнадцати? Нам кажется, ты не можешь помнить случайный образ монеты пятнадцатилетней давности.
– Нам кажется, ты это выдумываешь, – сказал толстяк.
Брута не сказал ничего. Зачем что-то выдумывать? Ведь это прочно сидит в голове.
– Ты все помнишь, что с тобой произошло в жизни? – сказал коренастый, внимательно наблюдавший за Брутой во время разговора. Брута был благодарен за это вмешательство.
– Нет, господин. Большую часть.
– Ты что-нибудь забываешь?
– Ну как… есть вещи, которых я не помню. – Брута слышал о забывчивости, но ему было трудно это себе представить. Но были периоды, особенно в первые несколько лет жизни когда не было ничего. Не стертая память, а большая запертая комната во дворце его воспоминаний. Забытое не более, чем перестает существовать запертая комната, но… запертая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92