– И ты в это веришь, да? – сказала черепаха.
Брута посмотрел и понял, что самоочевидность пропала. Он открыл и закрыл рот, но сказать было нечего.
– Пойдем, – сказал Ом, так мягко, как только удалось. – Пойдем обратно.

* * *
Среди ночи Ом проснулся. С постели Бруты слышались звуки. Брута снова молился. Ом с любопытством прислушался. Он припоминал моления. Когда-то, однажды, их было множество. Так много, что он не мог бы выделить индивидуальной молитвы, даже если бы был расположен это сделать, но не это суть, ибо суть была в огромном космическом гуле тысяч молящихся, верующих разумов. В любом случае, слова не стоили того, чтобы их слушать. Люди! Они живут в мире, где трава продолжает зеленеть и солнце восходит каждый день, и цветы регулярно превращаются в плоды, и что же производит на них впечатление? Плачущие статуи. И вино, сделанное из воды! Обыкновенный эффект квантум-механического туннеля, проявившийся бы в любом случае, если вы готовы ждать зиллионы лет. Так, словно превращение солнечного света в вино посредством лоз, винограда, времени и ферментов не было бы в тысячу раз более впечатляющим, и не происходило бы постоянно… Да, сейчас он не мог совершить даже большую часть основных божеских трюков. Сложно поразить кого-нибудь молниями с эффектом искр с кошачьего меха. Он славно и крепко поражал в свое время. Сейчас его сил хватало лишь на хождение по воде и кормление Себя Единственного. Молитва Бруты флейтой звучала в мире тишины. Ом подождал, пока послушник снова успокоится, а потом высунул ноги и двинулся, раскачиваясь из стороны в сторону, в рассвет.

* * *
Эфебцы шагали по дворцовому двору, окружая омнианцев подобно, но не совершенно, как тюремный эскорт. Брута заметил, что Ворбис кипит от ярости. На краю лысого виска инквизитора билась маленькая жилка. Словно почувствовав на себе взгляд Бруты, Ворбис повернулся.
– Сегодня утром ты странно выглядишь, Брута, – сказал он.
– Простите, господин.
– Ты смотришь по всем углам. Что ты ищешь?
– Ну. Просто интересно, господин. Все ново.
– Вся так называемая мудрость Эфебы не стоит строчки из малейшего параграфа Семикнижия, – сказал Ворбис.
– Не должны ли мы изучать труды неверных, дабы бдительнее стеречь пути ереси?
– Ах. Убедительный аргумент, Брута, и один из тех, что инквизиторы слышали множество раз, только в большинстве случаев не совсем четко.
Ворбис сердито посмотрел в затылок Аристократеса, возглавлявшего шествие.
– Однако лишь маленький шаг отделяет слушание ереси от обсуждения непреложной истины, Брута. Ересь всегда притягательна. В этом ее опасность.
– Да, господин.
– Ха! Они не только создают запрещенные статуи, но даже не могут хорошо этого сделать!
Брута не был экспертом, но даже он должен был признать, что это было правдой. Сейчас, когда их новизна померкла, статуи, украшавшие каждую нишу во дворце, действительно выглядели дурно сделанными. Брута был совершенно уверен, что только что он миновал одну с двумя левыми руками. У другой уши были разной величины. Не то, что бы кто-то намеревался создать уродливых богов. Подразумевалось, что это будут весьма привлекательные статуи. Но скульптор не слишком преуспел в этом.
– Кажется, эта женщина держит пингвина, – сказал Ворбис.
– Патина, Богиня Мудрости, – автоматически сказал Брута, лишь потом сообразив, что это он сказал. – Я… э… слышал, как кто-то сказал это.
– Разумеется. Хороший же должен быть у тебя слух, – сказал Ворбис.
Аристократес остановился у внушительных дверей и кивнул делегации.
– Господа, – сказал он. – Вас сейчас примет Тиран.
– Запомнишь все, что скажут, – прошептал Ворбис.
Брута кивнул. Двери распахнулись.
По всему миру существуют правители с титулами вроде «благородный», «Верховный», «Владетельный Лорд Того или Иного». Лишь в одной маленькой стране существует правитель, избранный людьми, и они могут отстранить его, когда только пожелают, – и они называют его Тираном. Эфебцы верили, что каждый человек должен иметь право голоса. (При условии, что он не беден, не чужестранец, или не дисквалифицирован по поводу того, что он сумасшедший, легкомысленный или женщина.) Раз в пять лет кто-нибудь избирался Тираном, если он ухитрялся доказать, что он честен, умен, здравомыслящ и достоин доверия. Немедленно после избрания, конечно, становилось ясно любому, что он – сумасшедший, уголовник, непроходимый тупица со взглядами среднего философа с улицы, разыскивающего полотенце. И через пять лет они выбирали другого, точно такого же, и действительно удивительно, как разумный народ продолжает делать одни и те же ошибки. Кандидаты на Тиранство выбирались, кладя черные и белые шарики в разные урны, что служит поводом хорошо известному высказыванию о политике.
Тиран был маленьким толстым мужчиной с тонкими ногами, производившим на людей впечатление яйца, вылупившегося вверх ногами. Он одиноко сидел на середине мраморного пола на стуле, окруженном свитками и клочками бумаги. Его ноги не доставали до пола, а его лицо было розовым.
Аристократес что-то прошептал ему на ухо. Тиран поднял глаза от своих бумаг.
– А, омнианская делегация, – сказал он и улыбка промелькнула по его лицу, как ящерка по камню. – Садитесь, все вы. – Он снова посмотрел вниз.
– Я – Дьякон Ворбис из Квизиции Цитадели, – холодно сказал Ворбис.
Тиран взглянул вверх и одарил их еще одной ящерной улыбкой.
– Да, я знаю, – сказал он. – Вы зарабатываете себе на жизнь, мучая людей. Сядь, Дьякон Ворбис. И твой пухлый юный друг, который, кажется, что-то высматривает. И остальные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92