Даже маленькие боги держались подальше от заброшенных святилищ, по той же причине, по которой люди избегают кладбищ. Единственным звуком было случайное бульканье капли. Капли падали в мелкую лужицу перед тем, что выглядело, как алтарь. На всем пути от лужицы до круглой дыры в плитах пола, которая казалась бездонной, вода проточила канавку. Здесь было несколько статуй, все опрокинуты; они были грубых пропорций, какие-либо детали отсутствовали, каждая напоминала детскую игрушку из глины, высеченную в граните. Далекие стены некогда были покрыты каким-то барельефом, но он повсюду искрошился, за исключением нескольких мест, где остались странные рисунки, большей частью состоящие из щупалец.
– Кто были те люди, что здесь жили? – сказал Брута.
– Не знаю.
– Какому богу они поклонялись?
– Не знаю.
– Статуи сделаны из гранита, но гранита по близости нет.
– Значит, они были очень набожны. Они тащили его издалека.
– И алтарный камень покрыт канавками.
– А, исключительно набожны. Это чтобы могла стечь кровь.
– Ты правда думаешь, что они совершали человеческие жертвоприношения?
– Я не знаю! Я хочу выбраться отсюда!
– Почему? Здесь есть вода и прохладно…
– Потому… здесь жил бог. Могучий бог. Его почитали тысячи. Я это чувствую. Понимаешь? Это излучают стены. Великий Бог. Сильна была его власть и величественны его слова. Армии шли во имя его, и грабили, и убивали. Так-то. А теперь никто, ни ты, ни я, ни один даже не знает, что это был за бог, ни его имени, или на что он был похож. Львы пьют в святых местах, и те маленькие юркие твари о восьми ногах, одна около твоей ноги, как их там бишь, та, что с усами, ползают по алтарю. Теперь ты понимаешь?
– Нет, – сказал Брута.
– Ты не боишься смерти? Ты же человек!
Брута обмозговал это. В нескольких футах Ворбис молча смотрел на лоскуток неба.
– Он проснулся. Он просто не разговаривает.
– Какая разница? Я не спрашивал тебя о нем.
– Знаешь… иногда… на работах в катакомбах… это такое место, где не можешь помочь… В смысле, все эти черепа и прочее… и Книга говорит…
– И в этом вы все, – сказал Ом с ноткой горького триумфа в голосе. – Вы не знаете. Неопределенность, вот что не дает всем посходить с ума. Чувство, что все еще может наладиться, в конце-то концов. Но с богами не так. Мы знаем. Ты знаешь историю о воробье, летящем через комнату?
– Нет.
– Все ее знают.
– Не я.
– Что жизнь – это воробей, летящий через комнату? Что снаружи нет ничего, кроме темноты? И что он летит через комнату, и это всего лишь мгновение тепла и света?
– Там есть открытые окна? – сказал Брута.
– Ты можешь себе представить, что значит быть этим воробьем, и знать о темноте? Знать, что потом будет нечего вспомнить, нечего, кроме мгновения света?
– Нет.
– Нет. Конечно, ты не можешь. Но вот на что это похоже – это быть богом. А это место… это морг.
Брута оглядел это старое, полутемное святилище.
– А… ты знаешь, на что похоже быть человеком?
Голова Ома на мгновение втянулась под панцирь, ближайший эквивалент пожатия плечами, который он мог проделать.
– По сравнению с богом? Просто. Рождаешься. Подчиняешься нескольким правилам. Делаешь то, что велят. Умираешь. Тебя забывают.
Брута взглянул на него.
– Что-нибудь не так?
Брута встряхнул головой. Потом встал и подошел к Ворбису. Дьякон пил воду из чашки ладоней Бруты. Но что-то в нем оставалось выключенным. Он ходил, он пил, он дышал. Или что-то ходило, пило, дышало. Его тело. Его темные глаза открылись, но казалось, он смотрит на что-то, чего Брута не видел. Не было ощущения, что кто-то смотрит сквозь эти глаза. Брута был уверен, что если бы он ушел, Ворбис сидел бы на расколотых плитах до тех пор, пока мягко-мягко не повалился бы на них. Тело Ворбиса присутствовало, но местоположение его мыслей было бы, пожалуй, невозможно отметить ни на одном нормальном атласе. Только это и было, здесь и сейчас, и вдруг Брута почувствовал себя таким одиноким, что даже Ворбис был хорошей компанией.
– Почему ты с ним возишься? Он убил тысячи людей!
– Да, но, возможно, он думал, что ты этого хочешь.
– Я никогда не говорил, что этого хочу.
– Тебе нет дела, – сказал Брута.
– Но Я…
– Заткнись!
Рот Ома открылся в изумлении.
– Ты мог помочь людям, – сказал Брута. – Но ты только и делал, что топотал по окрестностям, ревел и пытался их запугать. Как… как человек, который бьет осла палкой. Но люди вроде Ворбиса сделали палку такой хорошей, что осел и умирая, верит в нее.
– Это иносказание трудно понять сразу, – кисло сказал Ом.
– Я говорю о реальной жизни!
– Это не моя вина, что люди неправильно…
– Твоя! Должна быть твоей! Раз уж ты загадил людские мысли потому, что хотел, чтобы они в тебя верили, все, что они совершают, все – твоя вина!
Брута поглядел на черепаху, а потом зашагал в сторону груды булыжника, возвышавшейся в одном конце разрушенного святилища. Он принялся в ней рыться.
– Чего ты ищешь?
– Нам надо нести воду, – сказал Брута.
– Там ничего не будет, – сказал Ом. – Люди просто ушли. Земля ушла, и люди тоже. Они все забрали с собой. Зачем утруждаться смотреть?
Брута его игнорировал. Под камнями и песком что-то было.
– Зачем жалеть Ворбиса? – хныкал Ом. – Он все равно умрет в ближайшие сто лет. Мы все умрем.
Брута вытащил кусок разрисованной керамики. Она вышла на свет и оказалась двумя третями широкой вазы, разбитой точно вдоль. Она была почти такой же широкой, как раскинутые руки Бруты, но слишком разбитой, чтобы кто-нибудь на нее позарился. Она была совершенно бесполезна. Но некогда она для чего-то использовалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92