Повязки были сняты на открытом дворе из белого камня, превращавшего солнечный свет в сияние. Брута зажмурился. Лучники окаймляли двор. Их стрелы были направлены вниз, но поза подразумевала, что горизонтальное направление они могут принять в любую минуту. Еще один лысый поджидал их. Эфеб, казалось, располагал неограниченными ресурсами тощих лысых мужчин, завернутых в простыни. Этот улыбался одним лишь ртом.
«Никто нас особенно не любит», – подумал Брута.
– Я уверен, вы простите это небольшое неудобство, – сказал тощий человек. Меня зовут Аристократес. Я секретарь Тирана. Пожалуйста, попросите своих людей сдать оружие.
Ворбис выпрямился в полный рост. Он был наголову выше эфебца. Хотя цвет его лица все время был бледным, он побледнел еще больше.
– Мы имеем право сохранить наше оружие! – сказал он. – Мы посланники в чужой стране!
– Но не в варварской, – кротко сказал Аристократис. – Оружие здесь не понадобится.
– Не в варварской? – сказал Ворбис. – Вы сожгли наши корабли!
Аристократес поднял руку.
– Это мы обсудим позже, – сказал он. – А сейчас моей приятной обязанностью является проводить вас в ваши комнаты. Уверен, вы пожелаете немного отдохнуть после путешествия. Вы, разумеется, вольны свободно разгуливать по дворце. И если мы пожелаем, чтобы вы куда-нибудь не заглядывали, стража тактично и незамедлительно сообщит вам об этом.
– И мы можем покинуть дворец? – холодно сказал Ворбис.
Аристократес пожал плечами.
– Мы охраняем ворота только во время войны, – сказал он. – Если вы запомните дорогу, вы можете ею воспользоваться. Однако, должен предупредить вас, что наобум перамбулировать по лабиринту неразумно. К сожалению, наши прадеды были весьма подозрительны и, из-за своей недоверчивости понаставили множество ловушек; отдавая дань традиции, мы держим их хорошо смазанными и заряженными. А теперь, если вы соизволите проследовать за мной…
Омнианцы кучкой следовали по дворцу за Аристократесом. Тут были фонтаны. Тут были сады. Там и сям сидели группы людей, болтавших и больше ровным счетом ничего не делавших. Казалось, эфебцы весьма смутно различали понятия «снаружи» и «внутри» – кроме, разве что, опоясывавшего дворец лабиринта, совершенно недвусмысленного по сути своей.
– Опасности подстерегают нас на каждом углу, – тихо сказал Ворбис. – Любой, нарушивший строй, или вступивший в какого-либо рода сношения, будет объяснять свой проступок инквизиторам. Подробно.
Брута взглянул на женщину, наполнявшую у колодца кувшин. Это выглядело не слишком воинственно. Он снова ощущал это странное чувство раздвоенности. На поверхности находились мысли Бруты, именно те мысли, которые одобрялись Цитаделью: «это гнездилище неверных и неверующих, сама его обыденность является лишь искусной маскировкой ловушек ереси и неправильного мышления. Оно может быть залито солнцем, но на самом деле, это обиталище тьмы». Но глубоко внизу притаились мысли Бруты, наблюдавшего за Брутой изнутри…
Ворбис выглядел здесь неуместным. Злым и неприятным. А города, где горшечников совершенно не волнует, что мокрые голые старики прибегают и рисуют треугольники на стенах их домов, были местом, о котором Брута хотел бы разузнать побольше. Он чувствовал себя большим пустым кувшином. А пустое следует наполнять.
– Ты что-нибудь делаешь со мной? – прошептал он.
Ом взглянул из своей коробки на форму мыслей в Брутиной голове. Потом постарался думать быстро.
– Нет, – сказал он, и это было, по крайней мере, правдой.
Случалось ли такое прежде? Бывало ли такое в первые дни? Должно было. Сейчас все было так расплывчато. Он не мог вспомнить своих тогдашних мыслей, лишь их форму. Все сияло в те дни, все разрасталось день ото дня – он разрастался день ото дня. Мысли и их мыслящий мозг развивались с той же скоростью. Это легко забыть. Словно огню пытаться вспомнить форму своего пламени. Но ощущения помнились. Ом ничего не делал с Брутой. Брута делал это сам. Брута начинал думать богоугодным образом. Брута начинал становиться пророком. И как же хотелось Ому, чтобы было кому рассказать! Кому-нибудь, кто понял бы. Это ведь Эфеб, верно. Где люди зарабатывают на жизнь тем, что пытаются понять.

* * *
Омнианцы были расквартированы в маленьких комнатках вокруг центрального двора. Посреди него, в крошечных зарослях сладковато пахнущих хвойных деревьев был фонтан. Люди считают, что профессиональные солдаты много думают о войнах, но настоящие профессиональные солдаты куда больше думают о еде и теплом месте для сна, ибо с этим, обычно, бывает сложно, в то время как случай повоевать склонен подворачиваться постоянно.
В келье Бруты стояла ваза с фруктами и тарелка холодного мяса. Но, в первую очередь, главное. Он выудил Бога из коробки.
– Вот фрукты, – сказал он. – А это что за ягоды?
– Виноград, – сказал Ом. – Исходный материал для вина.
– Ты и прежде упоминал это слово. Что оно означает?
Снаружи раздался вопль:
– Брута!
– Это Ворбис. Мне надо идти.
Ворбис стоял в центре своей кельи.
– Съел ли ты что-нибудь? – спросил он.
– Нет, господин.
– Фрукты и мясо, Брута, – сказал он. – А сейчас – постный день. Они пытаются оскорбить нас!
– Гм… Может, они не знали, что сегодня – постный день? – осмелился сказать Брута.
– Незнание – само по себе грех, – сказал Ворбис.
– Оссорий, книга 7, стих 4, – автоматически сказал Брута.
Ворбис улыбнулся и похлопал плечо Бруты.
– Ты – ходячая книга, Брута. Septateuch perambulatus.
Брута посмотрел вниз, на свои сандалии. «Он прав, – подумал он. – И я забыл. Или, по крайней мере, не захотел помнить».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92