Сейчас появятся девушки с виноградом и прочим. Так случается всегда. В сущности, этого трудно избежать.
Напротив стула Тирана стоял ряд скамей Омнианцы сели. Ворбис продолжал стоять. Тиран кивнул:
– Как вам будет угодно, – сказал он.
– Это недопустимо! – рявкнул Ворбис. – С нами обращались…
– Много лучше, чем вы обращались бы с нами, – мягко сказал Тиран. – Садитесь, или стойте, милорд, ибо вы в – Эфебе, и, можете стоять хоть на голове, если пожелаете, но не ожидайте, что я поверю, что если бы я искал мира в вашей Цитадели, мне было бы позволено делать что-то, кроме как ползти на том, что еще осталось от живота. Сядьте, или продолжайте стоять, милорд, но тихо. Я почти закончил.
– Что закончили? – сказал Ворбис.
– Мирный договор, – сказал Тиран.
– Но это то, что мы приехали обсудить, – сказал Ворбис.
– Нет, – сказал Тиран. Ящерка мелькнула снова, – это то, что вы приехали подписать.

* * *
Ом глубоко вдохнул и подтолкнул себя вперед. Это был довольно крутой ряд ступеней. Он почувствовал каждую, падая вниз, но в конце концов он очутился в самом низу. Он заблудился, но потеряться в Эфебе было предпочтительнее, чем заблудиться в Цитадели. По крайней мере, здесь не было явных подвалов. Библиотека, библиотека, библиотека… Брута говорил, что в Цитадели тоже была библиотека. Он описал ее, так что Ом представлял себе, на что это похоже. В ней должна быть книга.

* * *
Обсуждение условий мира шло не слишком успешно.
– Вы атаковали нас, – сказал Ворбис.
– Я бы назвал это упреждающей защитой, – сказал Тиран. – Мы видели, что случилось с Истанцией, Битриком и Ашистаном.
– Они узрели божественную истину!
– Да конечно, – сказал Тиран. – Ничего другого им не оставалось.
– И теперь они счастливые члены Империи.
– Да, – сказал Тиран. – Мы верим, что это так. Но нам нравится вспоминать их такими, какими они были. Перед тем, как вы послали им свои письма, заковавшие разум людей в кандалы.
– Это направило их стопы на верный путь, – сказал Ворбис.
– Письма-цепочки, – сказал Тиран. – Вы сковали из этих цепочек кандалы для Эфеба. Забудьте ваших Богов. Покоритесь, научитесь бояться. Не прерывайте цепочки – последний народ, который это сделал проснулся поутру и увидел 50 тысяч солдат на своем газоне.
Ворбис откинулся назад.
– Чего вы боитесь? – сказал он. – В своей пустыне, со своими… богами? Уж не знаете ли вы в глубине ваших душ, что боги ваши столь же изменчивы, как песок?
– О, да, – сказал Тиран, – мы знаем. Это всегда было очком в их пользу. Мы знаем толк в песке. А ваш Бог – скала. А мы разбираемся и в скалах.

* * *
Ом ковылял по мощеной булыжником аллее, стараясь держаться по возможности в тени. Оказалось, что внутренних дворов здесь множество. Он остановился на углу, где аллея выходила еще к одному. Тут были голоса. В основном, это был один голос, раздраженный и пронзительный. Это и был философ Дидактилос.
Несмотря на то, что он являлся одним из самых популярных и цитируемых философов всех времен, Дидактилос из Эфебы никогда не пользовался уважением своих коллег. Им казалось, что по натуре он – не философ. Он мылся не достаточно часто, или, иначе говоря, вообще не мылся. И рассуждал он не о тех вещах. И интересовался «не теми» вещами. Опасными. Другие философы задавались вопросами вроде: «Прекрасна ли Истина и Истинно ли Прекрасное», или «Создал ли вселенную Наблюдатель?» А Дидактилос загадал знаменитую философскую загадку: «Да, Но В Чем В Действительности Вся Суть, Когда До Уж Нее Докапываешься, В Смысле, В Натуре»!
Его философия была смесью трех знаменитых школ – Циников, Стоиков и Эпикурейцев, и он обобщил все три в своей знаменитой фразе: «Ни одной скотине ты не можешь доверять сильнее, чем можешь ей врезать, и ничего тут не им поделаешь, так что пойдем выпьем. Мне двойной, если ты платишь. Спасибо. И пакетик орешков. Ее левая грудь почти открыта, да? Тогда еще два пакета!» Многие цитировали из его знаменитых «Медитаций»: «Это старый добрый мир, прекрасно. Но вам смешно, верно? Nil illegitimo carborundum, вот что я скажу. Эксперты не знают всего. И где бы мы все были, если бы мы все были одинаковы?»
Ом подполз поближе на голос, заполз за угол стены и заглянул в маленький дворик. У противоположной стены стояла очень большая бочка. Разнообразный мусор вокруг – разбитая винная амфора, разгрызенные кости, пара навесов, сделанных из грубых досок – наводили на мысль, что это чей-то дом. И это впечатление усиливалось надписью, сделанной мелом на доске и приклеенной к стене над бочкой. Она гласила:
Дидактилос и Племянник
Практические философы
Мы беремся за любые проекты
«Мы думаем за Вас!»
Специальные расценки после 6 ч. вечера
Свежие аксиомы каждый день.
Возле бочки низенький человечек в тоге, которая некогда была белой, подобно тому, как некогда все континенты были единым целым, пинал другого, который лежащего на земле.
– Ты, ленивая скотина!
Тот, что помоложе, сел.
– Чесслово, Дядя.
– Стоило мне на полчаса отвернуться, как ты заснул на работе!
– На какой работе? У нас нет никакой работы с тех пор как на прошлой неделе, фермер Пилокси…
– Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь? Пока ты храпишь, мимо могла пройти дюжина людей, нуждающихся в личной философии!
– …и тот заплатил оливами!
– Возможно, я получу за эти оливы хорошие деньги!
– Но они гнилые, Дядя.
– Нонсенс! Ты сказал, что они были зеленые!
– Да, но должны-то быть черными.
В тени, голова черепахи поворачивалась туда-сюда, как у зрителя теннисного матча.
Молодой встал.
– Госпожа Билаксис приходила сегодня утром, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92