– Это что за дурень? – сказал Ом.
– Я не собираюсь ее есть, – поспешно сказал Брута.
– Собираешься выучить ее делать фокусы? – сказал Дблах весело. – Лазать через обручи и так далее в этом роде?
– Избавься от него, – сказал Ом. – Ударь его по голове, чего стоишь, и брось около статуи.
– Заткнись, – сказал Брута, снова сталкиваясь с проблемой, которая возникает, когда говоришь с тем, кого никто другой не слышит.
– Зачем же так из-за таких мелочей, – сказал Дблах.
– Это я не тебе, – сказал Брута.
– Разговариваешь с черепахой, да? – сказал Дблах.
Брута выглядел виноватым.
– Моя мать под старость разговаривала с тушканчиками, – продолжал Дблах. – Животные – отличное средство в моменты стресса. И во времена голода тоже, конечно.
– Этот человек не честен, – сказал Ом. – Я могу читать его мысли.
– Серьезно?
– Что – серьезно? – сказал Дблах. Он искоса взглянул на Бруту. – В любом случае, она составит тебе компанию в путешествии.
– В каком путешествии?
– В Эфеб. Секретная миссия по переговорам с неверными.
Брута понимал, что удивляться не стоит. Новости распространяются по замкнутому мирку Цитадели со скоростью лесного пожара после засухи.
– А, сказал он, – это путешествие.
– Говорят, поедет Фрайят, – сказал Дблах. – И тот, другой. Серый кардинал.
– Дьякон Ворбис очень мил, – сказал Брута. – Он был очень добр ко мне. Он дал мне попить.
– Попить чего? Хотя неважно, – спохватился Дблах. – Конечно, я ничего против него не имею, – поспешно добавил он.
– Чего ты разболтался с этим тупицей? – вопрошал Ом.
– Он… мой друг, – сказал Брута.
– Я бы хотел, чтобы он был моим другом, – сказал Дблах.
– С такими друзьями никогда не будешь иметь врагов. Может, я подобью тебя на беленую султану? По рукам?

* * *
Исходя из принципа, что сон в одиночестве провоцирует грех, Брута делил спальню с еще 23 другими послушниками. Больше всего это озадачивало самих послушников, ибо уже после секундного размышления становится ясно, что существуют целые наборы грехов, доступные только в компании. Но это потому, что секундное размышление и является самым большим грехом. Люди по натуре склоны куда больше прощать себе во время своих одиноких размышлений. Так что Бруте пришлось удалиться в сад вместе со своим Богом, ворчащим на него из кармана робы, где он теснился вместе с мотком веревки, парой садовых ножниц и несколькими завалявшимися семенами. Наконец его выудили оттуда.
– Слушай, я все никак не мог тебе сказать, – сказал Брута. – Я выбран отправиться в очень важную поездку. Я отправляюсь в Эфеб, с миссией к неверным. Дьякон Ворбис избрал меня. Он мой друг.
– Кто это?
– Он – шеф Эксквизиции. Он… отвечает за то, чтобы тебя должным образом почитали.
Ом уловил сомнение в голосе Бруты и вспомнил решетку. И то, чем занимались внизу…
– Он пытает людей, – холодно сказал он.
– Нет-нет! Это делают Инквизиторы. Они тоже работают подолгу за не такие уж большие деньги, так говорил Брат Намрод. Нет, эксквизиторы просто… разбирают материалы. Каждый инквизитор мечтает со временем стать эксквизитором, говорил Брат Намрод. Вот почему они соглашаются торчать на работе все время. Иногда они не спят сутками…
– Пытая людей, – размышлял Ом. – Нет, разум, подобный тому, что был тогда в саду, не поднимет ножа. Это сделают другие. Ворбису по душе другие способы.
– Искореняя в людях нечестие и ересь, – сказал Брута.
– Но… люди, возможно… не выживают в процессе?
– Но это не важно! – искренне сказал Брута. – То, что случается с нами при жизни, в действительности не реально. Может немного болеть, но это не важно. Если это гарантирует меньшее время в преисподнях после смерти.
– А что, если инквизиторы не правы? – сказала черепаха.
– Они не могут ошибаться, – сказал Брута. – Они ведомы рукой… твоей рукой… твоей передней ногой… в смысле, лапой, – промямлил он.
Черепаха сморгнула своим единственным глазом. Она вспомнила солнцепек, беспомощность и лицо, наблюдающее все это без какой-либо жестокости, но, хуже, с интересом. Кто-то наблюдает чье-то умирание просто ради того, чтобы посмотреть, сколько оно продлится. Он узнает это лицо где угодно. И этот разум – стальной шар разума.
– Но, предположим, что-то пошло наперекосяк, – настаивала она.
– Я не слишком силен в теологии, – сказал Брута, – но наследие Оссорий здесь совершенно недвусмысленно. В любом случае, они должны были в чем-то провиниться, иначе бы ты, по своей мудрости, не направил бы на них Квизицию.
– Я? – сказала черепаха, все еще размышляя об этом лице. – Стало быть, это их вина, что их пытают. Я и правда так сказал?
– «Мы судимы при жизни так же, как будем судимы после смерти»… – Оссорий 3, глава 6, стих 56. Моя бабушка говорила, что когда человек умирает, он предстает перед тобой; он должен пересечь страшную пустыню, и ты взвешиваешь его сердце на специальных весах, и если оно весит меньше перышка, он избегает преисподен.
– О, благой Я! – сказала черепаха и добавила: – А тебе, парень, не приходило в голову, что я могу быть не в состоянии проделывать все это и одновременно находиться здесь и разгуливать с панцирем на спине?
– Ты можешь все, что тебе угодно, – сказал Брута.
Ом воззрился на Бруту.
«Он действительно верит, – подумал он. – Он не умеет лгать».
Сила веры Бруты запылала в нем подобно пламени. И тут правда поразила Ома, как земля поражает черепаху после налета орла.
– Ты должен взять меня в эту Эфеб, – поспешно сказал он.
– Я исполню все, что ты пожелаешь. Ты собираешься очистить ее огнем и копытом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92