– Я не могу собраться.
– Как люди могут говорить такое? – вопрошал пустоту Брута. – Притворяться, что они рады, что не знают! Находя все больше и больше вещей, которых они не знают! Как дети, гордо показывающие свой горшок!
Ом пометил когтем место.
– Но они находят, – сказал он. – Этот Абрахас был безошибочный мыслитель. Я не все это знаю. Сядь!
Брута повиновался.
– Отлично, – сказал Ом. – Теперь… послушай. Знаешь ли ты, как боги обретают силу?
– Когда люди в них верят, – сказал Брута. – Миллионы людей верят в тебя.
Ом колебался. «Хорошо, хорошо. Здесь и сейчас. Рано или поздно он поймет сам…»
– Они не верят, – сказал Ом.
– Но…
– Такое случалось и прежде, – сказала черепаха. – Множество раз. Знаешь ли ты, что Абрахас нашел потерянный город Ии. Очень странная резьба, говорит. Он говорит, вера. Вера меняется. Люди начали с веры в богов, а кончили верой в систему.
– Не понял, – сказал Брута.
– Позволь объяснить это иначе, – сказала черепаха. – Я – твой Бог. Верно?
– Да.
– И ты почитаешь меня?
– Да.
– Хорошо. Тогда возьми камень и убей Ворбиса.
Брута не сдвинулся с места.
– Я уверен, что ты слышал, – сказал Ом.
– Но он за это… он сейчас… Квизиция будет…
– Теперь ты понял, что я имел ввиду, – сказала черепаха. – Сейчас ты боишься его больше, чем меня. Абрахас тут говорит: «Окружается Божество, яко Раковиной, Молениями, Церемониями, Строениями, Служителями и Авторитетами, покуда в конце концов Божество не Умирает. И не узреть могут этого».
– Это не правда!
– Я думаю, это правда. Абрахас говорит, есть моллюск, живущий подобным же образом. Он наращивает и наращивает раковину, покуда не сможет сдвинуться с места и так умирает.
– Но… но… это значит… вся Церковь…
– Да.
Брута попытался ухватить идею, но совершеннейшая ее ненормальность вырывала ее из его мысленного захвата.
– Но ты же не мертв, – справился он.
– Отличная новость, – сказал Ом. – И знаешь, что? Ни один маленький бог не пытается захватить мое место. Рассказывал ли я тебе о старине Ур-Гилаше? Нет? Он был богом там, где теперь Омния, до меня. Не слишком великим. Обычный бог погоды. Или змеиный бог. Словом, какой-то бог. Понадобились годы, чтобы от него избавиться. Войны и прочее. Я даже думал…
Брута молчал.
– Ом по-прежнему существует, – сказала черепаха. – Имею ввиду, раковину. И тебе всего-лишь надо заставить людей понять.
Брута по-прежнему молчал.
– Ты можешь стать следующим пророком, – сказал Ом.
– Не могу! Всякий знает, что следующим пророком будет Ворбис!
– Ах, но ты будешь настоящим.
– Нет!
– Нет? Я – твой Бог!
– А я мой я. Я не пророк. Я не могу даже писать. Я не умею читать. Никто не станет меня слушать.
Ом оглядел его снизу вверх и обратно.
– Должен заметить, ты не тот избранный, которого избрал бы я, – сказал он.
– Великие пророки имеют видения, – сказал Брута. – Даже если они… даже если ты не говоришь с ними, у них есть что сказать. Что могу сказать я? Мне нечего сказать ни одному человеку. Что я могу сказать?
– Веруй в великого Бога Ома, – сказала черепаха.
– И что потом?
– В смысле, и что потом?
Брута мрачно посмотрел на темнеющий двор.
– Веруй в Великого Бога Ома, или будь поражен молнией, – сказал он.
– По мне, так хорошо.
– Так всегда и должно быть?
Последний луч солнца вспыхнули на статуе в центре двора. Она была неуловимо женской. На ее плече сидел пингвин.
– Патина, богиня Мудрости, – сказал Брута. – С пингвином. Почему с пингвином?
– Понятия не имею, – поспешно ответил Ом.
– Ничего мудрого в пингвинах нет, так?
– Ничего, кроме того, что в Омнии их не водится. Очень мудро с их стороны.
– Брута!
– Это Ворбис, – сказал Брута вставая. – Могу ли я покинуть тебя?
– Да. Здесь еще осталось немного дыни. Вернее, хлеба.
Брута вышел в сумерки. Ворбис сидел на скамейке под деревом, прямой, как статуя, в полумраке.
– А, Брута. Составишь мне компанию во время небольшой прогулки. Подышим вечерним воздухом.
– Да, господин.
– Тебе понравилась поездка в Эфеб. – Ворбис редко спрашивал, если мог сделать утверждение.
– Это было… интересно.
Ворбис положил одну руку на Брутино плечо, а другой подтянулся к своему посоху.
– И что ты думаешь? – спросил он.
– У них много богов, на которых они обращают много внимания, – сказал Брута. – И они ищут неведения.
– И, будь уверен, найдут его в изобилии, – сказал Ворбис. Он указал посохом в ночь.
– Пошли, погуляем, – сказал он.
Где-то в темноте слышался смех и звон посуды. Густой запах ночных цветов висел в воздухе. Запасенное дневное тепло, излучаемое камнями, превращало ночь в подобие благоухающего супа.
– Эфеб глядит на море, – сказал Ворбис через некоторое время. – Видишь, как она построена? Все на склоне холма, со стороны моря. Но море изменчиво. Ничто постоянное не приходит с моря. В то время как наша дорогая Цитадель глядит в глубокую пустыню. И что же мы тут видим?
Инстинктивно обернувшись, Брута взглянул через верхушки крыш в черный провал пустыни на фоне неба.
– Я вижу вспышку света, – сказал он. – И снова. На склоне.
– А. Свет истины, – сказал Ворбис. – Так пойдем вперед встретить его. Проведи меня ко входу в лабиринт, Брута. Ты знаешь дорогу.
– Господин? – сказал Брута.
– Да, Брута?
– Я хочу вас спросить.
– Спрашивай.
– Что случилось с Братом Мардаком.
В ритме палки Ворбиса по камням послышался едва заметный намек на замешательство. Потом эксквизитор сказал:
– Правда, милый Брута, подобна свету. Ты знаешь про свет?
– Он… приходит от солнца. И луны. И звезд. И свечей. И ламп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92