Он сделал шаг вперед, ощущая легкое сопротивление в районе лодыжек, и поглядел вниз. Там был меч. Но его пальцы прошли сквозь него. Это было словно спьяну, но он знал, что не пьян. Он не был даже трезв. Он чувствовал… странную ясность рассудка. Он обернулся и взглянул на то, что на мгновение сдержало его движение вперед.
– Ох… – сказал он.
– ДОБРОЕ УТРО.
– Ох…
– СНАЧАЛА ВСЕГДА БЫВАЕТ ЛЕГКОЕ ЗАМЕШАТЕЛЬСТВО. НИ НА ЧТО ДРУГОЕ НЕВОЗМОЖНО И РАССЧИТЫВАТЬ.
К своему ужасу Фрайят на расстоянии шага увидел сквозь серую стену высокую черную фигуру.
– Постой!
Череп в черном капюшоне высунулся из стены.
– ДА?
– Ты ведь Смерть, правда?
– РАЗУМЕЕТСЯ.
Фрайят собрал все, что осталось от былого величия.
– Я тебя знаю, – сказал он. – Я много раз смотрел тебе в лицо.
Смерть пристально посмотрел на него.
– НЕТ. НЕ СМОТРЕЛ.
– Уверяю тебя…
– ТЫ СМОТРЕЛ В ЛИЦО ЛЮДЯМ. ЕСЛИ БЫ ТЫ ПОСМОТРЕЛ НА МЕНЯ, УВЕРЯЮ, ТЫ БЫ НЕ ПЕРЕПУТАЛ.
– Но что происходит со мной сейчас?
Смерть передернул плечами.
– ТЫ НЕ ПОНЯЛ? – сказал он и исчез.
– Постой!
Фрайят рванулся к стене и к своему удивлению обнаружил, что она не является преградой. Он очутился в пустом коридоре. Смерть пропал. И тут он понял, что это не такой коридор, каким он его помнил, с тенями и скрипом песка под ногами. В конце того коридора не было сияния, которое притягивало бы его, как магнит – железные опилки. Нельзя избежать неизбежного. Потому что рано или поздно попадаешь туда, где неизбежное стоит и поджидает. Это было тут. Фрайят ступил сквозь сияние в пустыню. Небо было темным, увешенным крупными звездами, однако черный песок, простирающийся насколько хватало глаз, был ярко освещен. Пустыня. После смерти – пустыня. Пустыня. Пока никаких преисподен. Возможно, в этом была надежда. Он вспомнил песенку времен своего детства. Как ни странно, она была не об избиении. Никого не затаптывали. Она была не об Оме, страшном в своей ярости. Она была о путешествии души после смерти…
«Ты должен пересечь пустыню …»
– Где это? – сказал он хрипло.
– НИГДЕ, – сказал Смерть. – ЭТО НЕ МЕСТО.
«Совсем-совсем один…»
– Что в конце пустыни?
– ПРИГОВОР.
«Вместе со своей верой…»
Фрайят поглядел на бескрайнее, однообразное пространство.
– Я должен перейти ее в одиночку? – прошептал он. – Но в песнях говорится, что эта пустыня ужасна…
– ДА? А СЕЙЧАС, С ВАШЕГО РАЗРЕШЕНИЯ…
Смерть исчез. Фрайят глубоко вздохнул, с непривычки. Возможно, ему удастся найти здесь несколько скал. Маленькую скалу, чтобы укрепиться и большую, чтобы можно было укрыться в ожидании Ворбиса. Эта мысль тоже была данью привычке. Месть? Здесь?
Он улыбнулся. Будь благоразумен, человече. Ты был солдатом. Это – пустыня. В свое время ты пересек не одну. И ты выжил, изучая их. Существуют целые племена, умудряющиеся выжить в наихудших из них. Слизывающие росу с теневой стороны дюн, и такой порядок вещей… Они называют это домом! Приведи их на огород и они сочтут тебя сумасшедшим. Промелькнуло воспоминание: пустыня – это то, что ты о ней думаешь. А теперь ты можешь думать без помех… Здесь нет лжи. Исчезают все прикрасы. Это случается во всех пустынях. Только ты и то, во что ты веришь. Во что же я всегда верил?
Что в общем, в принципе и в сумме, если человек живет, как должно, не так, как учат священники, но так, как в глубине души он считает правильным и честным, то все, в конце концов, должно обернуться к лучшему. На знамени конечно такое не напишешь. Но пустыня уже выглядела получше. И Фрайят зашагал.

* * *
Мул был маленький, а ноги у Бруты были длинные. Сделав небольшое усилие, он смог бы встать и позволить мулу прорысить низом. Порядок продвижения не был таким, какого можно было бы ожидать. Сержант Симония держался вместе со своими солдатами впереди, по обе стороны тракта. За ними тянулись слуги, клерки и младшие священники. Ворбис ехал позади, справа, подобно пастырю, присматривающему за своим стадом. Брута ехал рядом с ним. Это было честью, которой он предпочел бы избежать. Он принадлежал к числу тех, кто способен вспотеть даже на морозе, и пыль налипала на него подобно песчаной коже. Но Ворбис, кажется, получал удовольствие от его компании. Время от времени он спрашивал его:
– Сколько мы проехали, Брута?
– Четыре мили и семь эстадо, лорд.
– А откуда ты знаешь?
На этот вопрос он ответить не мог. Откуда он знает, что небо голубое? Это просто было в его голове. Невозможно думать о том, как ты думаешь. Это как открывать коробку ломом, который внутри нее.
– И сколько заняло наше путешествие?
– Чуть больше семидесяти девяти минут.
Ворбис рассмеялся. Бруте очень хотелось знать, почему. Ведь загадка не в том, почему он помнит, а в том, почему все остальные склонны забывать.
– У твоих родителей тоже была эта замечательная способность?
Пауза.
– Они могли делать это так же хорошо? – терпеливо повторил Ворбис.
– Я не знаю. Была только моя бабушка. У нее была… хорошая память… на некоторые вещи.
– Разумеется, на прегрешения.
– А так же зрение и слух.
То, что она, по-видимому, могла, как он помнил, видеть и слышать через две стены, казалось невероятным. Брута осторожно повернулся в седле. Где-то в миле позади, на дороге, лежало облако пыли.
– Там едут остальные солдаты, – продолжал он.
Кажется, это шокировало Ворбиса. Это был, пожалуй, первый случай за многие годы, когда кто-то простодушно высказывал ему свое наблюдение.
– Остальные солдаты? – сказал он.
– Сержант Актар и его солдаты, на девяноста восьми верблюдах со множеством бутылей воды, – сказал Брута. – Я видел их перед нашим отъездом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92