– И так далее, – сказал Ворбис, кивая. – Конечно. Но есть иной свет. Свет, наполняющий даже самые темные места. Так должно быть. Если бы этот мета-свет не существовал, как бы мы видели тьму?
Брута ничего не сказал. Это было слишком похоже на философию.
– Так же и с истиной, – сказал Ворбис. – Есть вещи, которые кажутся истиной, обладают всеми признаками истины, но не являются истиной в действительности. В действительности истину иногда приходится защищать лабиринтом лжи. – Он повернулся к Бруте. – Ты понял меня?
– Нет, господин Ворбис.
– Я имею ввиду, то, что воспринимают наши органы чувств, не является фундаментальной истиной. Видимые, слышимые и сделанные во плоти вещи есть не что иное, как тени более глубокой реальности. Вот что ты должен усвоить по мере продвижения в Церкви.
– Но на данный момент, я знаю лишь тривиальную истину, доступную снаружи, – сказал Брута. Он чувствовал себя так, словно находился на краю бездны.
– Мы все начинали с этого, – мягко сказал Ворбис.
– Так убили ли эфебцы Брата Мардака? – настаивал Брута. Он медленно продвигался в темноте.
– Говорю тебе, что в глубинном понимании истины, они убили его. Своей неспособностью воспринять его слов, порожденной их закостенелостью, они несомненно убили его.
– Но в обычном понимании истины, – сказал Брута, подбирая каждое слово с тщательностью, с какой обхаживают своих пациентов в глубинах Цитадели инквизиторы, – в обычном понимании истины, Брат Мардак умер, не правда ли, в Омнии, потому, что он не умер в Эфебе, где был лишь осмеян, но было опасно, что в Церкви могут не понять этой, этой глубинной истины, а потому было сделано так, словно эфебцы убили его, в обычном понимании, что дало вам, и тем, кто узрел истину о зле Эфеба надлежащий повод пустить в ход… праведное возмездие.
Они прошли мимо фонтана. Железный наконечник посоха дьякона звякал в ночи.
– Я предвижу твое великое будущее в лоне Церкви, – наконец сказал Ворбис. – Приближается время восьмого Пророка. Время экспансии и великих возможностей для тех, кто воистину служит Ому.
Брута заглянул в бездну. Если Ворбис прав, и существовал свет, делающий видимой тьму, здесь была как раз его противоположность: темнота, очерняющая свет. Он подумал о слепом Дидактилосе и его пустом фонаре. Он услышал свой голос:
– И с людьми вроде эфебцев, не может быть перемирия. Ни одно обязательство не может связывать людей вроде эфебцев и тех, кто следует глубинной истине?
Ворбис кивнул.
– Когда Великий Бог с нами, – сказал он, – кто встанет против нас? Ты произвел на меня впечатление, Брута.
В темноте раздавалось больше смеха и бренчание струнного инструмента.
– Пир, – фыркнул Ворбис. – Тиран пригласил нас на пир! Я послал некоторых на прием, конечно. Там находятся даже их генералы! Они считают, что в безопасности в своем лабиринте, как черепаха считает себя в безопасности внутри своего панциря, не понимая, что это – тюрьма. Вперед.
Внутренняя стена лабиринта неясно вырисовывалась в темноте. Брута оперся о нее. Сверху издалека слышался звон металла о металл, когда часовые совершали свой обход. Ворота лабиринта были широко открыты. Эфебцы никогда не видели смысла в том, чтобы препятствовать людям входить. В коротком боковом туннеле дремал на скамейке проводник по первой шестой части пути, около него оплывал светильник. Над его альковом висел бронзовый звонок, при помощи которого его вызывали будущие посетители. Брута проскользнул мимо.
– Брута?
– Да, господин?
– Проводи меня через лабиринт. Я знаю, ты можешь.
– Господин…
– Это приказ, Брута, – любезно сказал Ворбис.
«Это безнадежно», – подумал Брута.
– Это приказ.
– Тогда ступайте туда, куда я ступаю, господин, – прошептал он. – Не отставайте от меня больше, чем на шаг.
– Да, Брута.
– Если я обойду какое-либо место на полу безо всякой на то причины, то и вы обойдите его.
– Да, Брута.
Брута продумал: «Возможно, я смогу ошибиться. Нет. У меня есть обеты и факты. Нельзя просто так не повиноваться. Все пойдет наперекосяк, если начать так думать…» Он позволил своему дремлющему сознанию взять контроль. Путь через лабиринт размотался в его голове, подобно сверкающей нитке. …Вперед по диагонали и вправо три с половиной шага, шестьдесят три шага влево, двухсекундная пауза – пока металлический свист в темноте указывает на то, что один из стражников сделал нечто, доставившее ему приз, и три ступеньки вверх. «Я мог бы броситься вперед, – подумал он. – Я смог бы спрятаться и он угодил бы в одну из ям, или западню, или еще куда-нибудь, и я смог бы проскользнуть обратно в мою комнату, и кто будет знать?… Я буду». …девять шагов вперед, один вправо, девятнадцать вперед, и два влево…
Впереди был свет. Не случайный белый отблеск-блик лунного света сквозь щель в крыше, но желтый свет лампы, делающийся то ярче, то тусклее, по мере того, как ее собственник подходил ближе.
– Кто-то идет, – прошептал он. – Это, очевидно, один из проводников.
Ворбис пропал. Брута неуверенно обернулся в проходе, когда свет закачался ближе. Старческий голос произнес:
– Это ты, Номер Четыре?
Свет обогнул угол. Это полуосветило пожилого человека, он подошел к Бруте и поднял фонарь к его лицу.
– Где Номер Четыре? – сказал он, вглядываясь в темноту вокруг Бруты.
Позади мужчины из бокового прохода появилась фигура. Брута на мгновение увидел Ворбиса, его странно умиротворенное лицо, когда он схватил посох за верхний конец, размахнулся и метнул. Острый металл блеснул на мгновение в свете свечи. Потом свет погас. Голос Ворбиса произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92