"Если бы был какой-нибудь промежуток в себе, по природе
способный существовать и пребывать в себе самом, то мест было бы
бесконечное множество..." Атомисты и допускали "бесконечное множество
мест": они мыслили пространство неограниченным, а потому и не имеющим
никакого абсолютного центра, периферии, верха, низа и т.д. Правда, объясняя
таким путем возможность движения, античные атомисты не разработали системы
понятий, с помощью которых можно было бы описать реально существующие формы
и виды движения: такую систему понятий, исходя из других принципов, впервые
создал Аристотель. В основу этой системы понятий он положил принцип
непрерывности - принцип антиатомизма, который, естественно, исключает
допущение "пустого промежутка", как разрушающего непрерывность телесного
мира: ведь пустота - это место без тела.
Интересны собственно физические аргументы Аристотеля против возможности
пустоты. Если бы существовала пустота, говорит он, то в ней движение было
бы невозможным. "Ведь, подобно тому как, по утверждению некоторых, земля
покоится вследствие равномерного окружения, так необходимо покоиться и в
пустоте, ибо нет оснований двигаться сюда больше, сюда меньше: поскольку
это пустота, в ней нет различий" (курсив мой. - П.Г.). Пустота - это
физический эквивалент "ничто", а стало быть, она не имеет никаких
определений. Аристотель не допускает существования пустого так же, как не
допускает существования актуально-бесконечного: в последнем тоже нет
"никаких различий" (см. аргументацию Аристотеля против существования
бесконечно большого тела).
Допустим далее, говорит Аристотель, что мы бросаем тело в пустоте. Обычно
брошенное тело, поскольку бросивший больше не касается его, продолжает
некоторое время двигаться под воздействием приведенного в движение воздуха,
скорость и продолжительность его движения находятся при этом в обратной
зависимости от силы сопротивления среды. Но если вместо среды оно движется
в пустоте, то "никто не сможет сказать, почему тело, приведенное в
движение, где-нибудь остановится, ибо почему оно скорее остановится здесь,
а не там? Следовательно, ему необходимо или покоиться, или бесконечно
двигаться, если только не помешает что-нибудь более сильное". Это в
сущности не что иное, как формулировка принципа инерции: но принцип инерции
запрещен Аристотелем; в системе его понятий нет места для этого принципа.
Но теоретически он даже формулирует условия, при которых с неизбежностью
нужно принять этот принцип. Далее, продолжает Аристотель, в пустоте все
тела имели бы равную скорость (вспомним Галилея!), что тоже невозможно. И
все эти несообразности, связанные с допущением пустоты, упираются в один
главный пункт: пустота не находится ни в каком отношении с наполненной
средой, подобно тому как нуль не находится ни в каком отношении с числом.
Очевидно, физика Аристотеля так же "запрещает пустоту", как математика
Евклида запрещает бесконечность. Аксиома непрерывности Евдокса так же
запрещает иметь дело с величинами, не находящимися между собой в отношении,
как физика Аристотеля - с движением в пустоте: пустое и наполненное
несоизмеримы.
Понятие среды играет важную роль в физике Аристотеля. В этом отношении
характерно его объяснение движения брошенных тел. Для Аристотеля, не
признающего самодвижения, а потому вынужденного всегда искать двигатель,
этот случай "насильственного" движения объяснить нелегко. В самом деле,
двигатель (допустим, лук) больше не воздействует на брошенное тело
(выпущенную стрелу), а последнее тем не менее некоторое время продолжает
двигаться. В этом затруднительном случае Аристотель исходит, как и обычно,
из принципа континуализма, эвристического для его мышления. А континуализм
требует ставить вопрос так: что непосредственно ближе всего соприкасается с
движущимся телом? Какова его среда? Как правило, это воздух, иногда вода.
Вот свойствами этой среды и надо объяснить то, что вызывает затруднение. И
Аристотель объясняет: при движении брошенных тел имеет место
последовательная передача движения через ближайшую к ним среду. Бросающий
приводит в движение не только бросаемое тело, но и воздух (или другую
среду, способную двигаться), и последний некоторое время сохраняет
способность приводить в движение тело, непосредственно соприкасающееся с
ним. Среда, таким образом, является промежуточным двигателем (ибо первым
двигателем здесь был бросающий).
Характерно, что при этом излюбленным примером Аристотеля остается стрела.
Сравнительно легкая, стрела, видимо, казалась наиболее наглядно
подтверждающей концепцию движения брошенного тела, поддерживаемого с
помощью движущей среды. Но уже в эпоху эллинизма начинается пересмотр
гипотезы Аристотеля; в VI в. н.э. Иоанн Филопон, известный под именем
Грамматика, положил начало теории, получившей впоследствии название теории
"импетуса". Филопон считал, что с помощью обращения к "среде" невозможно
объяснить движение брошенного тела и что разумнее допустить
непосредственную передачу энергии от бросающего брошенному. Вполне
допустимо, что в этот период определенную роль в объяснении движения могло
сыграть, помимо чисто теоретических аргументов, и развитие техники, а
именно появление катапульт. То, что могло казаться приемлемым для стрелы,
стало совсем не столь очевидным после изобретения катапульты: воздух уже
слишком "легок" для того, чтобы двигать тяжелое ядро. Это особенно заметно
в позднейших рассуждениях Галилея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128