сам Аристотель не смог избежать
определения места предмета через отношение его к другим, принятым за
неподвижные. Как, в самом деле, быть в том случае, если то, что является
непосредственно объемлющим данное тело, само находится в движении? Место,
согласно определению, есть "неподвижная граница объемлющего тела". А такие
случаи отнюдь не являются исключениями. Так, например, если лодка плывет по
реке, то ее место - вода, но ведь вода в реке тоже движется. Поэтому,
говорит Аристотель, "местом является скорее вся река, так как в целом она
неподвижна". А "вся река" - это ведь скорее ее берега, чем текущая в ней
влага; стало быть, здесь из двух моментов, содержащихся в определении места
(быть первой границей объемлющего тела и быть неподвижной границей его),
Аристотель выбирает один, жертвуя другим. Правда, он тут же замечает, что в
качестве последних неподвижных ориентиров для всех природных вещей являются
"середина небесного свода и крайняя для нас граница кругового движения". Но
это не меняет дела: вопрос об определении места "внутри движущегося"
является троянским конем в перипатетической физике.
Подводя итог анализу аристотелевского понятия места, остановимся еще раз на
"модели" места - сосуде. Почему все-таки именно сосуд остается для
Аристотеля наилучшим примером - парадигмой места? Основные признаки места,
по Аристотелю, следующие: 1) место объемлет тот предмет, местом которого
оно является; 2) не есть что-либо, присущее самому предмету; 3) первичное
место не меньше и не больше предмета; 4) оно оставляется предметом и
отделимо от него; 5) всякое место имеет верх и низ; 6) каждое тело по
природе перемещается и остается в свойственном ему месте, а это и
составляет верх и низ; 7) оно неподвижно.
1. Место объемлет предмет, говорит Аристотель, в этом отношении оно сродни
форме, которая всегда есть предел, граница, то, что "собирает" материю и
делает ее некоторой вещью. Подобно тому как для линии ее "формой" будет ее
граница, т.е. две точки, два "конца" линии, подобно этому и сосуд будет как
бы "формой" содержащейся в нем жидкости: жидкость получает форму сосуда.
2. Но здесь же Аристотель указывает, что место - это все-таки не форма:
ведь без формы предмет перестает быть самим собой, форма присуща самому
предмету, а место - нет: вино, вылитое из амфоры в чаши, остается самим
собой, хотя и меняет свое место. Значит, место подобно форме, но не есть
форма предмета.
3. Однако место подобно и материи: первичное место не меньше и не больше
предмета, а потому Платон и отождествлял его именно с материей: ведь место
имеет три измерения, подобно тому как их имеет и предмет; так что
совершенно безразлично, вычислять ли объем тела или объем того места,
которое оно занимает.
4. Но, как и в случае с формой, место, по Аристотелю, отделимо от предмета,
в то время как материя от него неотделима; предмет остается тем же самым,
когда передвигается в другое место, а это значит, что его материя и его
место нетождественны.
Таким образом, место в некотором отношении родственно форме, в некотором -
материи, но в других отношениях оно отлично как от той, так и от другой.
Как родственное с формой, оно есть граница тела (недаром же - сосуд: без
него тело растеклось бы); как родственное с материей, оно протяженность
тела. Если бы тело не двигалось, то сосуд был бы для него формой; но,
двигаясь, тело оставляет свое место. Значит, можно сказать, что место - это
заменитель, эрзац формы, как бы форма для движущегося тела, и именно
постольку, поскольку оно движется. Форма - "граница" предмета, поскольку он
находится "в себе"; место же - граница "объемлющего тела", т.е. та граница,
которая дается телу другим; образно говоря, это ослабленный вариант
границы, ибо при движении тело тоже нуждается, по Аристотелю, в границах,
но уже не только как тело, а и как движущееся тело. Место и есть граница
тела, поскольку оно движется. Какая трудная, однако, задача найти такую
"границу": ведь граница по самому своему понятию есть нечто неподвижное,
есть то, что удерживает (а значит, и само фиксировано, жестко определено);
а требуется найти такую границу для самого движения, предел движения,
взятого, однако, не абстрактно (как в случае движения "материальной
точки"), а вместе с движущимся телом (с тем, что движется). Из-за трудности
этой задачи и понятие места у Аристотеля является столь трудным для работы
с ним; не случайно это понятие оказалось у него одним из самых уязвимых.
По самому своему понятию, поскольку оно граница движущегося, место должно
соприкасаться с телом, в этом месте находящимся. Но поскольку существует
место не только для каждого движущегося тела, но и для всех вообще
движущихся тел, то в результате Аристотелю приходится ввести (при общем,
казалось бы, понятии места) разные его определения. Для каждого тела его
место - это первая неподвижная граница объемлющего тела; а для всех вообще
тел - это абсолютная граница всего, что способно двигаться: абсолютный верх
и низ. Ясно, что абсолютный верх и низ нельзя назвать "первой границей" ни
для какого тела в отдельности; это первая граница для всего космоса в
целом. Такое различение каждого и всего вместе, различение, связанное с
исходными принципами аристотелевского метода мышления, отличающими его от
платоников и атомистов, приводит впоследствии, в средневековой науке, к
различению так называемых категорематического и синкатегорематического
применения терминов. Эти два разных способа применения терминов
разрабатываются как в логике - в связи с проблемой суждения, так и в
космологии и физике - особенно в связи с проблемой бесконечного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128