Вместо нормативного регулирования поведения обывателя —. со-
блазнение потребителя; вместо легитимации власти - пресс-центры и
пресс-бюро"1.
С. 74.
4*
Бауман 3. Спор о постмодернизме // Социологический журнал. 1994. № 4.
k
99
Как видим, неосознанный предпосылкою постмодернистского раз-
венчания нормативной культуры является старый "базисно-надстроеч-
ный детерминизм". Рынок как базисная предпосылка, сама по себе яко-
бы не требующая усилий культуры и политики для какой бы то ни бы-
ло наладки и коррекции, в то же время сообщает свой автоматизм всем
другим сторонам социальной жизни, снимая их зависимость от челове-
ческих усилий, воли и внимания.
Так Вселенная постмодернизма порою причудливо смыкается со
старой Вселенной фундаменталистского типа, в которой один базисный
принцип снимает заботу об упорядочении со всех остальных. Очень
возможно, что современные российские либералы оказались либералами
постмодернистской выучки. Они видели свое назначение в том, чтобы
предельно расшатать все нормы, а государство заставить "умыть руки".
Они вслед за просветителями XVIII в. полагали, что "экономический
человек" рыночного типа - то же самое, что "естественный человек", и
как только будут разбиты все оковы и нормы, он проявится во всем
своем естестве. "Естество" и в самом деле сразу же проявилось, но ока-
залось, что оно бесконечно далеко от идеала гражданской самодеятель-
ности, делового партнерства и обмена. Как только государство "умыло
руки", сцену тотчас же заняли рэкетиры и экспроприаторы, предпочи-
тающие получать свою "прибыль" не трудным путем честного обмена и
конкуренции, а легким путем монополии, грабежа и спекуляций.
По-видимому, реальная история капиталистического Запада неверно
интерпретирована и самими западными постмодернистами и следующи-
ми за ними российскими либералами.
Рынок — это порождение не "естественного состояния", а правового
состояния. Именно право урезонивает потенциальных экспроприаторов
и создает предпосылки такой реальности, где искомую потребительную
стоимость можно получить только в обмен на равноценную потреби-
тельную стоимость, а не путем насильственного изъятия ее у тех, кто
окажется слабее.
Вопрос, как видим, философский: способен ли современный мир
существовать при тех предпосылках, из которых исходят постмодерни-
сты, или своей относительною устойчивостью он более обязан старым
предпосылкам, восходящим ко временам, когда нормы крепились и па-
тетикой веры, и авторитетом власти?
Перейдем теперь от этих общих соображений к конкретному анали-
зу влияния духа постмодернистской эпохи на политическую систему и
метаморфозы, в ней происходящие.
Лучше всего это сделать на примере современной России. Наша
страна в лабораторно чистом виде продемонстрировала метаморфозы,
связанные с переходом от модернизационной политической системы к
постмодернистской.
100
События, произошедшие в августе 1991 г., казалось, воплощали со-
бой новейший модернизационный проект. Налицо были все его состав-
ляющие. Во-первых, появилась идеология, исправившая заблуждения ста-
рой и "на этот раз безошибочно" указавшая всем, куда на самом деле
движется вся мировая история, неудержимо вовлекая туда и Россию.
Оказывается, движется она совсем не к мировому коммунизму, а к
мировому либерализму западного образца: рыночной экономике, право-
вому государству, политической демократии.
История, таким образом, вновь оказалась "одновариантной". Наши
"демократы", провозгласившие приверженность плюрализму, не позво-
лили истории быть столь же открытой и плюралистичной. Они просто
заменили один "единственно возможный путь" другим, тоже "единст-
венно возможным".
Во-вторых, появился и свой демократический авангард, который не
только хорошо знал единственно правильный путь, но и был полон ре-
шимости уберечь от уклонений от него, ибо "иного не дано".
При этом чем дальше, тем больше подтверждалась основная пре-
зумпция модернизационной теории - о темной консервативной массе,
которая непонятным образом привержена "проклятому прошлому" и не
знает своего истинного счастья, и которую, следовательно, придется
вести к будущему, может быть, вопреки ее собственной воле. Этот пе-
реход от "общедемократического единства" народа к делению на новый,
демократический авангард и косную массу проступал все явственнее по
мере того, как нарастало противоречие между "демократическим" пре-
зидентом и "реакционным" Верховным Советом РФ, а затем - между
Президентом и Думой. Так происходило превращение представитель-
ской политической системы, в которой народ является политическим
сувереном, диктующим свою волю исполнительной власти, к модерни-
зационной модели, в которой народ опускается до роли воспитуемого и
направляемого.
Однако, как оказалось, не это превращение было главным и роко-
вым. В сущности эту травму перехода от иллюзий общедемократическо-
го единства к новому авторитаризму "просвещенного авангарда" пере-
жили все страны, относящиеся ко второму эшелону модернизации. Да-
же Франция не избежала этой травмы: модернизационный режим 5-й
республики был авторитарным и удостоился со стороны оппозиции на-
звания "режим личной власти".
Настоящие беды и срывы августовского режима были впереди и их
не могла предусмотреть модернизационная теория.
Вспомним Истона: его концепция политической системы формули-
рует правило, согласно которому увеличение требований должно сопро-
вождаться усилением поддержки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186