Не обманываешь ли себя невольно? Поразмысли-ка над этим трезво.
— Мое богатство, князь, принадлежит не мне.
— Знаю, знаю... Царь восхищен твоей благотворительной деятельностью. Ты просветил наконец-то нашу темную, невежественную страну. Разве было у нас когда-нибудь столько школ, столько больниц и домов для призрения бедноты? Взамен ты, владыко, разумеется, получил свое. Народ прозвал тебя Нерсесом Великим. Однако не затмевает ли твой авторитет царскую власть? — И его лицо выразило удивле-
ние: как же, дескать, никто до сих пор этого не смекнул? — Я посоветовал бы тебе навести на эту мысль царя. Покамест он сам до нее не додумался. Опередишь его — считай, что разминулся с опасностью.
— Может статься, ты подскажешь царю сам? — усмехнулся Нерсес.
— Нет, нет, святейший, меня уволь, — наотрез отказался Айр-Мардпет. — Сколько ни проси, я между вами не стану. Да и зачем мне отягощать душу новыми грехами, делая добро тебе или ему?
— Может статься, ты уже высказался до конца и желаешь со мной попрощаться?
— Не скрою, святейший, мне хочется завоевать твое доверие. Я пораскинул мозгами и нашел единственный к тому путь. Исповедаться. Я достиг возраста, когда нет нужды стыдиться совершенных прегрешений. Быть может, напротив, мудрость в том, чтобы гордиться ими?
— Я готов выслушать тебя, князь. Только не рассказывай о прежних своих грехах. Они мне хорошо известны.
— О недавних, владыко, о самых последних. Будь терпелив, слушая, и ты содрогнешься от омерзения и пожалеешь меня.
Нерсес считал Айр-Мардпета отвратнейшим человеком во дворце. С первого дня испытывал к нему глубокую неприязнь и всю жизнь мечтал как следует его избить. Вот именно— избить, измордовать, драться с ним не на мечах или кинжалах, а на кулаках, потому что это вернейший способ излить ненависть. Удар клинком не доставит того прямого и полного первобытного наслаждения. Но Нерсес был всего-навсего сенекапетом и воином невысокого звания, тогда как Айр-Мардпет главным советником по внутренним делам, стражем и управителем царских имений, смотрителем сокровищниц и крепостей. А нынче, когда Нерсес наконец много выше Мардпета по своему положению и стоит почти вровень с государем, у него опять связаны руки, потому что теперь мешает сан.
— Говори, князь. Я внимательно тебя слушаю.
— Царь недоволен, что ты открыто выказываешь свою приверженность к Византии. Выказываешь не только словом, но и делом. Согласись, что твои попытки подчинить армянскую церковь греческой, мягко выражаясь, противоречат политике царя. Ты бы смирился с этим? — Айр-Мардпет был наверху блаженства, открыто обвиняя второго по могуществу человека в стране, причем делая это не от своего имени, а от имени другого, первого человека и пребывая, та-
ким образом, в безопасности. И да засвидетельствуют Ара-мазд и Христос — оба, вместе, — что это услаждает душу больше, нежели честь именоваться первым или вторым. — Царя не может не беспокоить, что, используя свое положение главы Великого Судилища, ты, по сути, вмешиваешься во взаимоотношения нахарарских домов, сиречь завладел исключительным правом на судопроизводство в Армении. Мало того, ты имеешь дерзость судить бежавших в Аршака-ван простолюдинов, открыто противопоставляя себя царю. Ты бы стерпел это, святейший? — Жаль, что лицо Нерсеса ничего не выражало — ни напряжения, ни тревоги, — должно быть, он изо всех сил скрывает от старого лиса свое смятение. Но ведь даже из этого вполне можно извлечь удовольствие. Как ни веди себя Нерсес, Айр-Мардпет ни за что не откажется от услады выговориться. — Царю мудрено не увидеть, что церковь стремится к мирской власти, жаждет потягаться с дворцом. Страну заполонили одетые по-женски мужчины, чье настоящее место в войске, а не в монастыре. Между тем каждый из них обладает семью наделами земли да еще взимает с крестьян десятину и оброк. А что же остается царю, что же остается войску?.. Словом, церковь не поддерживает царя, стремящегося объединить страну, напротив, она чинит ему препоны. Ты бы проглотил такое, святейший ?
— Но все эти земли и права я получил, а не взял силой. — Нерсес прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла, чтобы ответить Мардпету по возможности спокойно.
— Получил, святейший, разумеется, получил! Разве кто-то говорит, что ты присвоил их самовольно ? Однако если брать силой — преступление, то, поверь мне, в один прекрасный день не меньшим преступлением станет и брать в дар. Ты не задумывался над этим, владыко?
— Продолжай, Айр-Мардпет, исповедуйся дальше. Посмотрим, удастся ли мне дать тебе отпущение грехов.
— Я хочу поссорить тебя с царем, заставить вас враждовать. Разве столь чистосердечного признания не достаточно, чтобы ты проникся ко мне совершенным доверием? К тому же в вашей вражде, святейший, лично мне нет никакой корысти. Поверь, никакой.
— Я не признаю отвлеченностей, Айр-Мардпет. Скажи, что у тебя на уме.
— Ты забыл мои слова, святейший. И напрасно. Это было в миг, когда на тебе не было ни мирской, ни церковной одежды. Этот миг, Нерсес, нельзя предавать забвению.
— И что же ты сказал мне тогда?
— Человеку должно жить в промежутке. Между верностью и изменой. Подлинностью и добродетелью. Добром и злом. Там-то он и обретет силу отвлеченности. Сознание независимости. Иначе его будут карать за любой шаг — и хороший, и дурной. Я давно так живу, владыко.
— А как ты рассоришь нас с царем? Если ты не скажешь этого, Айр-Мардпет, твоя исповедь будет неполна и я ничем не смогу тебе помочь.
— Вслед за этим своим посещением, во время которого я одно за другим повидал все твои владения, я предложу царю взять обратно подаренные им церкви земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148