И у тебя, князь Аматуни. Имя твое я отлично помню. Да и как не помнить, ведь я рос у тебя на коленях. Что же касается моего приказа, то я беру его назад. Тем более что все нахарарства отдалены от Аршакавана.
— Значит, наконец-то нам будет подан обед, — попробовал пошутить Меружан Арцруни, и все вздохнули с облегчением, втайне довольные, что добились своего, вынудили царя к уступке. Ничего, так и надо, впредь пусть не зарывается. Пусть помнит, что он и сам-то не более чем наха-рар. Пускай хозяйничает у себя в Айрарате. Пусть попридержит аппетит, окоротит руки. И помнит пускай, хорошенько помнит, что каждый из них в своих владениях царь. Вот так вот притихнешь, сын Тирана, вот так присмиреешь, прощения попросишь...
— Созови глашатаев, Драстамат, и вели им немедля разнести во все стороны, огласить во всех городах и селениях, на всех перекрестках и площадях новый указ царя. Пусть объявят во всеуслышание, что там, где скрещиваются пути
Запада и Востока, посреди равнины, именуемой Ког, на дороге, пролегающей от Трапезунда через подножие Масиса к Персии, строится новый город Аршакаван, в котором будет дано право прибежища всем, кто сумеет туда попасть, кто поселится и будет работать там. — Он смягчил голос и в самом будничном тоне обратился к нахарарам: — Еще минутку, князья, и обед будет подан. — Потом продолжал торжественно, победительно, с горящими от радостного возбуждения глазами: — Если кто-то кому-то должен, если кто-то кому-либо причинил вред, пусть приходит в Аршакаван, и он будет там в безопасности. Если кто-то присвоил чье-то имущество, или пролил чью-то кровь, или боится кого-то, пусть приходит в Аршакаван, и не будет ему там ни суда, ни казни. Если кто-то кому-то должен и одолжавший явится в Аршакаван и потребует уплаты долга, взять его и выгнать в шею из города. Сейчас, князья, сейчас, потерпите еще немножко... Я приглашаю воров и казнокрадов, грабителей и убийц, обманщиков, клеветников, клятвопреступников, женщин, изменивших своим мужьям, мужчин, сбежавших от своих жен, и особо...— Тут он умолк, улыбнулся, снял с рукава прицепившуюся колючку. — Особо я приглашаю в Аршакаван слуг, которые недовольны своими господами.
Словно молния ударила в трапезную. Нахарары вскочили на ноги, окружили его и молча уставились растерянными глазами, как будто сочувствуя свихнувшемуся царю, который снова свесил голову и занялся ремешками сандалий.
— Ты губишь нас, царь, — склоняясь над ним, произнес вполголоса Нерсес Камсаракан.
— Царь губит прежде всего себя, — еще не веря своим ушам, шагнул вперед Меружан Арцруни. — Этот сброд разорит, разграбит страну и сделает это от твоего же имени, царь.
— Опомнись, царь,— положил на плечо ему руку Андовк Сюни. — Ты берешь под защиту преступников.
— Ты наказываешь этим и своих близких, своих друзей, — укоризненно вымолвил Смбат Багратуни, — тех, кто всегда повиновался тебе.
— Где католикос? — чуть ли не с отчаянием вскрикнул Кенан Аматуни.. — Почему он до сих пор не возвращается из Кесарии ?
— Откажись от своего решения, царь, — раздался голос Ваана Мамиконяна. Услышав отца, Самвел так и вспыхнул и, до ушей залитый краской стыда, отвернулся, чтобы не встретиться глазами с Мушегом, тем более что спарапет Ва-сак за все это время не проронил ни звука, ни в чем не
принял участия и один-одинешенек так и остался сидеть за столом. — Скажи, что пошутил... Скажи, что теперь, после этой шутки, для гостей твоих накроют роскошный стол, придут гусаны, польется вино... Что пойдет, мол, пир и веселье до утра. Не забудь добавить, царь,— до утра...
— Есть у меня в доме раб. Зовут его Аспураком. Эдакое бессловесное, тупое животное. Правой руки от левой не отличит, — заговорил старейшина рода Мамиконянов, старший брат Ваана и Васака Вардан. — Нанял я учителя, чтоб обучал его греческому. За каждое верно произнесенное слово получал от меня мой дурень кусок сахара. За каждую ошибку — удар плетью. А теперь выходит что же?..— Он огляделся вокруг в полнейшей растерянности и глуповато улыбнулся: — Выходит, что Аспурак, мой раб, мой добродушный, славный дурень, может уйти от меня, удрать безнаказанно... А попадись я ему, так он, не ровен час, и обругает меня. Вы только представьте себе, если он вдруг выругается по-гречески!
— Разрешите, князья, и мне вставить слово, — вмешался тихо и скромно Тирит. — Царь прав. Почему он должен нам доверять, если никто из нас дальше своего носа не видит и не желает видеть? С одной стороны на нас наседают персы, с другой — грызут византийцы. Царь хочет создать свою собственную силу, привлечь на свою сторону простой народ, дабы иметь могучую опору. Вот что следует вам понять и оценить.
— Ах вот как! А я-то думал, это просто прихоть, — откровенно признался Нерсес Камсаракан. — Молодец Тирит! Как верно он догадался! — И, уяснив себе, какая надвигается опасность, он помрачнел лицом и смело обратился к царю: — Даем тебе время, царь. Подумай до завтра. Быть может, ты ослеплен гневом и сам не понимаешь, сколь чудовищен твой указ.
— Нет, царь, не завтра, а сейчас, сию минуту! Одумайся, пока я не замолчал, — еще решительнее подхватил Меружан Арцруни, и царь посмотрел на него с восхищением и с сожалением, подумав: чего бы я не совершил, имея рядом такого союзника. — Клянусь богом, ты пожалеешь, если не откажешься от своего решения. А если откажешься, то мы опять — твои верные слуги.
— Драстамат, передай глашатаям мой указ, — невозмутимо произнес царь.
Это означало, что нахарарам здесь больше нечего делать. Царь по собственной воле, своими руками рвал связи с самыми сильными, самыми могущественными в стране людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148