И пусть благотворительность совершается на доходы с тех же земель, но уже от его имени. Не все ли тебе равно, святейший, от чьего имени осуществляется благотворительная деятельность? Ты властитель душ, а царь — бренных тел. Так что пусть земная выгода занимает его, а не тебя.
— Ради бога, князь, не исповедуйся далее! — Нерсес не смог больше лукавить и занервничал. — Я еще не научился с мудрой безучастностью выслушивать рассказы о чужих грехах.
— А как по-твоему,— наслаждаясь своим бесстыдством, спросил Айр-Мардпет, — понравится ли царю мое предложение? Мне, например, кажется, что да. Ведь для упрочения царской власти нужно завоевать больший чем когда-либо авторитет. Это даже не нужда — неизбежность.
— В стране водворится человеколюбие, — смежив глаза, тихо произнес Нерсес. — Братство. Любовь и уважение к человеку. Науки и просвещение. И водворятся они с твоей помощью, князь. Напрасно ты улыбаешься. С твоей помощью, именно с твоей. Скоро ты сам в этом убедишься.
— К твоим услугам, владыко. Но добрыми своими делами ты бросаешь простонародью вызов, задеваешь его достоинство, напоминаешь о его немощи и ничтожестве.
— Твои слова лишены логики, князь.
— Те же самые люди однажды убьют тебя. Просто так, без причины и повода. И когда их спросят, почему они тебя убили, знаешь, что они ответят? Потому, дескать, что он сделал нам много добра, а мы не могли отплатить ему тем же... Это уже сверхлогика, святейший.
Нерсес повернулся и шепнул что-то на ухо стоящему рядом монаху. Тот кивнул и вышел из приемной. Айр-Мардпет узнал Хада. Этот помощник и воспитанник архипастыря был родом из селения Мараг в области Карин. Некогда бросалось в глаза его пристрастие к щегольству и лошадям, за что он неоднократно подвергался издевкам и по-
рицанию. Людское осуждение побудило его отказаться от роскошных одежд, и теперь он носил власяницу и ездил верхом на осле.
Должно быть, пошел распорядиться насчет трапезы. Значит, Нерсес сломлен. Хочет проявить любезность, с почетом его принять. Куда девались пренебрежительность, едкие словечки, прозрачные намеки — пора, мол, и честь знать. Уразумел, что угрозы старого лиса не шутка, что царь ухватится за его предложения и непременно претворит их в дело. Сейчас католикос вызовется сопровождать Мардпета по святым местам Аштишата, а там помолится и прилюдно его поприветствует, как заведено при встрече высоких гостей. Затем, пока не пригласят к столу, они погуляют вместе между часовнями, выстроенными близ дворца в честь мучеников. Однако, опьяненный удачей, Айр-Мардпет решил не останавливаться на полдороге. Он не только отвергнет дружеские жесты католикоса, но прямо сейчас нанесет неотразимый, окончательный удар.
— Помнишь мое обещание? В тот самый день, когда и ты тоже оказался на миг в промежутке. В счастливом промежутке между мирской жизнью и духовной. — Мардпет достал из внутреннего кармана ларец и бережно уместил в ладонях. — Если тебя когда-нибудь охватит грусть, если ты почувствуешь, что тебя душит отчаяние, если сердце твое сожмется сверх меры и потолок твоей кельи покажется тебе чересчур высоким или чересчур низким, ты придешь ко мне, откроешь самый драгоценный мой ларец, посмотришь на прядь своих некогда прекрасных волос, и воспоминания, воспоминания, святейший, увлекут тебя за собой. Далеко-далеко.
Он с медлительной торжественностью открыл ларец. Католикос потрясенно смотрел на свои волосы. Он отдал бы сейчас все — и жизнь и богатство, лишь бы на единое мгновение, хотя бы на единое только мгновение прикоснуться к ним. Его глаза увлажнились, и в этом ларце он мимолетно, но отчетливо и въяве увидел бездыханное свое былое, абытые и любимые лица, различил тревожащие обоняние кусы и запахи, услыхал родные голоса и терзающие сердце лова...
Айр-Мардпет сполна достиг своей цели и мог бы оставить терсеса и удалиться. Сделанного более чем достаточно, а коечный результат совершенно его не занимает, пусть царь по-тупает как заблагорассудится. Он выйдет сейчас отсюда очь-в-точь самодержец страны и патриарх ее церкви, и он дин в целом мире будет знать, что в сей миг в нем вопло-
щены и соединены две власти, светская и духовная. И нет цены, за которую от променяет это ощущение на действительность. Дверь отворилась, и вошел Хад, ведя за собою почтенного седовласого старца, который пересек приемную и, одинехонек, сел в дальнем углу у стены. Айр-Мардпет глазам своим не поверил, когда понял, что это Шавасп Арцруни, отец Меружана. В глубинах его существа возникла дрожь, объяла тело и перехватила горло.
Да, то был Шавасп, старый князь, порвавший всякие отношения с сыном, тот самый, кого целую вечность назад спас от резни Артавазд Мамиконян — спас, увез в Тайк, вырастил там и женил на своей сестре Амазаспуи. И с их супружеством возродился дом Арцруни.
Когда бишь это случилось? Много-много лет назад. В правление царя Тирана. А кто подстрекал царя истребить род Арцруни? Да кажется, он сам и подстрекал, незаменимый главный советник.
Он всегда избегал встречаться с Шаваспом, и это ему удавалось. И надо же, такое совпадение — он посещает католикоса в тот самый день, что и Шавасп. Впервые в жизни удача отвернулась от него.
Но отчего же запаздывает приглашение к изысканной трапезе, отчего же не зовут к столу почетного гостя, царского посланца, что это за гнетущая тишина и почему уселся и сидит у стены этот седоголовый старик — наособицу, одинехонек? Уже темнеет, не поздно ли будет обходить святые места, молиться и прилюдно приветствовать главного советника по внутренним делам? И отчего владыка сказал, что именно с его, Мардпетовой, помощью в стране водворятся человеколюбие, братство, науки и просвещение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148