Все были прекрасно осведомлены о руке бедного Чэна Анкора и все
старались на нее не смотреть.
И я в том числе.
Только никому это не удавалось.
И мне -- в том числе.
-- Наливай! -- бросил я просиявшему Фальгриму.-- Ах, судьбы наши бренные,
кто был -- того уж нет... Подымем чаши пенные, как говорил поэт!..
Поднимать чашу можно любой рукой. И я пил, пил -- заливая кровью
виноградной лозы дорогой полосатый халат и мечтая опьянеть до
беспамятства.
И -- не опьянел. А посему слушал последние новости Кабира в громогласном
исполнении своего приятеля -- о предстоящей помолвке племянника эмира
Дауда, Кемаля аль-Монсора Абу-Салим и благородной госпожи Масако Тодзи;
о приемах и балах; о госте города -- Эмрахе ит-Башшаре из Харзы, которому
ехидный и острый на язык шут эмира Друдл Муздрый успел прицепить кличку
Конский Клещ, и кличка действительно пристала к бедному Эмраху, как тот
самый клещ к конской...-- Фальгрим смеялся долго и со вкусом, после чего
продолжил: о купеческом караване из Бехзда, принесшем совсем уж несуразные
слухи; о...
Фальгрим все не умолкал, но я уже плохо слушал его, хотя это было и не очень-
то вежливо. Два имени засели у меня в голове. Эмарх ит-Башшар из Харзы и
Друдл Муздрый -- шут, которого многие считали советником эмира Дауда.
Впрочем, одно другого не исключало.
Я вспоминал странное поведение харзийца во время нашей первой встречи у
башни Аль-Кутуна и после нее, вспоминал многозначительные намеки Друдла,
обильно сдобренные нахальством... Оба они безусловно что-то знали -- что-то,
что отнюдь не помешало бы знать и мне!
Что?
Хотя... Я невольно покосился на болтающийся рукав. Что мне с этого знания,
каким бы оно ни было? Все знание мира не стоило пяти обычных крепких
пальцев...
Фальгрим перехватил мой взгляд -- и осекся на середине фразы. Понял -- зря,
все зря. Зря пытался развеселить, отвлечь, напоить... Не казни себя,
Беловолосый, не ты в этом виноват. А я и так благодарен тебе уже за саму
попытку.
Лицо молодого лорда Лоулезского стало серьезным и суровым. Сейчас он был
чем-то похож на собственный двуручный меч-эспадон Гвениль, стоявший
позади Фальгрима у стены рядом с моим Единорогом. На мгновение мне даже
показалось, что и мечи тоже беседуют друг с другом -- разве что вина не пьют.
... Откуда у меня такие мысли? Спьяну, что ли? -- так хмель меня сегодня не
берет...
-- Извини меня, Чэн,-- неожиданно тихо заговорил Фальгрим, и его
приглушенный бас напомнил мне рокотание отдаленного грома.-- Я понимаю,
каково тебе сейчас... а если не понимаю, то догадываюсь. Когда б я не проиграл
ту проклятую рубку...
Он помолчал, двигая по столу свою опустевшую чашу. Чеканный дракон из
серебра, обвивавший ее, подмигивал мне кровавым глазом.
-- В Кабире поговаривают, что ты хотел свести счеты с жизнью,-- глухо
пророкотал далекий гром.-- Я рад, что ты не сделал этого...
-- Я еще сведу счеты,-- криво усмехнулся я.-- Только не с жизнью. Вернее, не со
своей жизнью.
Фальгрим непонимающе посмотрел на меня и потянулся за узкогорлым
кувшином.
Я и сам-то не очень себя понимал. Может быть, во мне проснулась кровь моих
вспыльчивых предков из варварского Вэя, гибких и опасных, как клинки.
Кровь...
Алая кровь на зеленой траве.
-- Гонец от солнцеподобного эмира Кабирского Дауда Абу-Салима! --
возвестил объявившийся в дверях слуга -- низкорослый крепыш с двумя
боевыми серпами-камами за поясом.
-- Проси,-- махнул рукой Фальгрим, обрадованный тем, что столь скользкий и
болезненный разговор был внезапно прерван.
Как ни странно, я тоже испытал облегчение. Кто утверждал, что больные
любят говорить о своих болезнях? Или просто я -- не больной?..
А какой я? Здоровый?!
Этого гонца я не помнил, но одевался он точно так же, как и любой гулям
эмира -- праздничный чекмень темно-синего сукна, подпоясанный алым
кушаком, островерхая шапка с косицей гонца, остроносые ичиги на ногах... Ну,
и непременный ятаган за кушаком.
И сам присланный гулям был так же бородат и черноволос, с тем же орлиным
профилем, что и все гонцы эмира. Выращивают их специально для Дауда, что
ли?..
-- Великий эмир Кабира приглашает Фальгрима, лорда Лоулезского, к себе во
дворец. Сегодня вечером состоится помолвка досточтимого Кемаля аль-
Монсора Абу-Салим с благородной госпожой Масако Тодзи.
Гонец отбарабанил все это заученной скороговоркой, потом заметил меня -- я
еще при его появлении отошел к окну,-- и поспешил продолжить:
-- Вас, Высший Чэн Анкор, великий эмир также приглашает на торжество.
Посланный к вам гулям не застал вас дома...
Он запнулся и неожиданно закончил:
-- А из вашего дворецкого слова не вытащишь...
Я сдержанно кивнул.
Когда двери закрылись за гонцом, отосланным на кухню, Фальгрим посмотрел
в окно, обнаружил за ним то же, что и я -- близкий к угасанию день -- и перевел
взгляд на меня.
-- Ну что, Чэн Анкор Вэйский, пошли жениха с невестой смотреть? А то
темнеть скоро начнет. Может, хоть там развеешься...
Я молча кивнул еще раз. Деликатные все-таки у меня друзья...
4.
Пышная суета празднества, на которое мы с Фальгримом слегка опоздали,
сразу же закружила меня, действительно давая возможность ненадолго
забыться -- и я с радостью окунулся в этот шумный водоворот, сверкающий
шитьем одежд, ослепительными улыбками, полировкой клинков и чаш с
искристым вином.
Я с искренней радостью приветствовал знакомых, стараясь не обращать
внимания на бросаемые украдкой сочувственные взгляды; я раскланивался с
дамами, говоря один комплимент за другим; я даже шутил, я был почти весел,
суматоха лиц и приветствий вытеснила из головы тяжелые мысли -- чего не
смог сделать хмель вина, сделал хмель праздника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169