.. Весь эмират только о
тебе и звенит -- то ты Придатка железом оковал, то в Беседе тебе равных нет, не
было и не будет, то ты какого-то хищника насквозь проколол, спасая будущего
Фархадова Придатка, то в переулке за одну ночь всех Тусклых Кабира под
корень извел!..
Пояс Пустыни звонко хихикнул.
-- Ты же теперь герой! -- весело продолжил он.-- А зачем герою, да еще Высшему
Мэйланя, спустя сотню лет возвращаться на родину, особенно когда на родине
во временных правительницах две вдовые Эмейские спицы блестят?! Вот то-то и
оно! Дядя твой, Скользящий Перст, уже всем раззвонил, что быть тебе лет через
восемь вместо него главой рода Прямых мечей! Так что готовься к делам
государственным! Я слышал, что от Абу-Салимов с птичьей почтой
поздравление пришло, на твое имя...
-- С чем поздравляют? -- тупо спросил я.
-- С будущей свадьбой!
-- А-а-а...-- только и ответил я, беспомощно качая кисточками.-- Ясно...
-- Ты хоть на свадьбу-то пригласи! -- Маскин вновь обвился вокруг своего
Придатка, собираясь покинуть такого непонятливого собеседника, как я.-- Или
лучше я к тебе завтра сам загляну. В гости. Напомню, да и поговорить нам с
тобой есть о чем... Ты как считаешь, Единорог -- есть о чем поговорить
Мэйланьскому Единорогу, образцу для Блистающих, и Поясу Пустыни из
Харзы, Маскину Тринадцатому, бывшему Седьмому, бывшему охотнику за
Тусклыми?!
Я не успел ничего ответить. Я еще только приходил в себя и начинал
задумываться над странным двойным смыслом последнего вопроса Маскина --
а Пояс Пустыни уже оставил оружейный угол.
-- ... у всякого настоящего героя,-- донесся до меня увлеченный лязг Дзюттэ,--
обязательно должен быть свой личный шут. Вот и у нас...
-- Правильно! -- согласился какой-то короткий и наивный трезубец.-- У такого
уважаемого Блистающего, как Единорог...
-- При чем тут Единорог?! -- возмутился Обломок.-- Герой -- это, безусловно, я!
"Тогда ты прав, Дзю,-- угрюмо подумал я.-- Тогда ты прав..."
-- Позвольте! -- трезубец, не знакомый с повадками Обломка, был явно сбит с
толка.-- Если вы -- герой, тогда...
-- А что, вы считаете, что я не гожусь в герои?! -- воинственно выпятил гарду-
лепесток Дзюттэ.
-- Да нет, что вы,-- совсем растерялся бедный трезубец,-- просто если вы --
герой, то кто же тогда шут?
Обломок покосился на меня и, видимо, почувствовал мое похоронное
настроение.
-- А эта вакансия пока свободна! -- громогласно объявил он.-- Желающих
прошу записываться у вот этого эстока! Прямо вдоль клинка...
4.
Вернувшись в усадьбу, мы с Чэном молча обошли пруд, поднялись на второй
этаж дома, забрели в первую попавшуюся комнату -- она оказалась смежной с
более обширными покоями, но нам в эту минуту было не до удобств -- и
тщательно заперли все двери.
Мы не хотели никого видеть.
Мы не хотели никого слышать.
Мы не хотели ни с кем разговаривать.
Мы ничего не хотели. Ничего и никого.
... Спал я плохо. Мне снилось, что я пересек Кулхан и сбежал в Шулму от всех,
кто хотел меня убить, женить, поздравить, обругать, поговорить, нанять,
счесть образцом, осудить за недостойные поступки... я сбежал от них всех в
Шулму, чтобы утопиться в священном водоеме, но к водоему меня не пустили, а
Желтый бог Мо, удивительно похожий на Коблана, но со свисающими до
земли ушами, в которые он заворачивался на манер Чэновой марлотты...
Желтый бог Мо -- или Ушастый демон У?! -- радостно подпрыгивал на месте и
вопил ненатурально пронзительным голосом: "Женить его! женить!
Немедленно"...-- а из водоема вдруг полезли гнилые, ржавые обломки убитых
Блистающих, и я хотел проснуться, но не мог...
Чэн ворочался во сне и стонал.
Утром Чэн встал, протирая глаза, и отпер двери. Но выходить мы не стали. Чэн
сел на ложе, я лег к нему на колени, скинув ножны; и вот так мы сидели и
молчали.
Потом Чэн снова поднялся, переложив меня на изголовье, и ненадолго вышел.
Вернулся он с листом пергамента, в котором я узнал пергамент Матушки Ци.
-- Ю Шикуань,-- пробормотал Чэн, поглаживая меня вдоль клинка.-- Ю
Шикуань, правитель Мэйланя, и его вдова Юнъэр Мэйланьская... Что ж тебя в
Хартугу-то понесло, под оползень от такой жены, несчастный ты Ю?..
Чэн задумчиво покачал головой, спрятал лист в угловой шкафчик и вернулся
ко мне.
В смежных покоях шумел Кос. Судя по издаваемым им звукам, он вбивал в
стену новые крюки для Заррахида, сколачивал подставку для Сая и еще одну --
для Дзюттэ, забытого нами во дворце и унесенного оттуда
предусмотрительным ан-Таньей. Когда грохот, треск и немузыкальные вопли в
адрес слуг, предлагавших свою помощь, пришли к завершению -- Кос подошел
к двери, ведущей в нашу комнату, постоял немного, вздохнул и удалился.
В неизвестном направлении.
А мы с Чэном все сидели -- вернее, Чэн сидел, а я лежал -- в каком-то странном
полузабытьи, и мне казалось, что я могу провести вот так весь остаток своей
жизни, и что Чэн всегда будет со мной, что он никогда не состарится и никогда
не умрет, потому что... потому.
Мы сидели, лежали, молчали, а время -- время -- шло...
5.
... Через неплотно прикрытую дверь было слышно, как мои друзья
переговариваются между собой.
-- Чего это он? -- недоуменно вопрошал Сай.-- Молчит и молчит, и... и опять
молчит! Обидели его, что ли?!
-- Обидели,-- коротко отозвался эсток.
-- Кого?! -- грозно заскрипел Сай, и я чуть не улыбнулся, слыша это.-- Кто
посмел обидеть Единорога?! Покажите мне его, и я...
-- И ты заколешь его Придатка,-- меланхолично подытожил Заррахид,-- а его
самого переломаешь в восьми местах и похоронишь в песках Кулхана.
-- Женили его, Дан Гьенчика нашего,-- после долгой паузы бросил Обломок,
непривычно уставшим голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169