Впрочем, особого освещения нам и не требовалось. Кос сразу же отошел к
дувалу и сел спиной к нему, скрестив ноги и укрывшись плащом -- темное на
темном, недвижный валун у подножия сгустившейся ночи с двумя моргающими
глазами-звездами.
Я свистнул ан-Танье и плавно бросил ему Сая Второго рукоятью вперед. Еще
недавно я сказал бы: "Бросил сай", но теперь-то я знал, что Сай живой и
говорить о нем следует, как о живом. Я бросил, услышал шорох Косова плаща -
- и все. Раз не было звука падения, значит, ан-Танья поймал Сая и положил
рядом с собой.
Вот и пускай полежит.
Для начала я просто походил по дворику туда-сюда, поднимая и опуская руки,
наклоняясь в разные стороны, передвигаясь то боком, то вприпрыжку -- короче,
привыкая к новому ощущению тела.
Затем я упал. Полежал. Встал. Снова упал. Перекатился на левый бок... на
правый... показал язык любопытным звездам и вскочил.
Неплохо, если для начала. Падаю шумно, но вполне прилично.
Я высоко подпрыгнул, приземлившись на колени, кувырком ушел вперед,
застывая в позиции низкого выпада -- и обнаружил обнаженного Единорога у
себя в правой руке.
Мы ничего не сказали друг другу. Что значат слова для тех, кто способен
слиться воедино теснее объятий влюбленных, ближе матери и ребенка в ее
чреве, неразрывнее двух смертельных врагов, сцепившихся в решающей
схватке?! Язык Единорога -- язык Блистающих -- был ближе к тому, что
переполняло нас обоих, но и он не годился для выражения очищенных от
рассудочной шелухи чувств и спрессованных в мгновенный взрыв движений.
Вот мы и не говорили.
Мы двигались. Словом можно обмануть, и я не хочу никого обманывать,
описывая это словами; движением обмануть нельзя. Настоящий удар не бывает
неискренним.
... Я не думал о том, что делаю. Сознание мое было свободно, и я почему-то
вспомнил сперва своего отца, Янга Анкора, а потом и деда Лю. В роду
Анкоров существовало две главные родовые ветви -- Анкоры Вэйские и Анкор-
Куны, южане и северяне, но за столетия смешанных браков эти ветви срослись
почти намертво. Мой дед Лю -- как и я -- по внешнему виду был чистым
южанином: невысокий, стройный, жилистый, с буйным, но отходчивым
характером и способностью моментально вспыхивать по любому поводу и без
повода. В его старшем сыне и моем отце, спокойном и неторопливом Янге,
волею судеб повторились в основном северные черты: мощное телосложение и
уравновешенный нрав, ленивая грация крупного зверя и умение незаметно
избегать любых столкновений. Впрочем, отец в последние годы жизни с
Единорогом в руках выигрывал у деда, вооруженного Большим Да-дао-шу,
одну Беседу из двух.
Это было немало. Это было даже очень много. Могучий Янг с легким
Единорогом и маленький Лю с огромным Да-дао-шу. На их Беседы сходился
посмотреть чуть ли не весь Кабир.
Мой отец погиб, когда мне было семнадцать лет. Погиб нелепо, по-глупому:
взбесившаяся лошадь понесла по краю обрыва, случайная осыпь и... и все. Дед
пережил его на восемь лет и тихо умер в своей постели пять лет тому назад. Но
к Единорогу дедушка Лю с тех пор ни разу не прикасался, отдав его в мое
безраздельное пользование (до того я брал Единорога лишь во время обучения
-- вернее, мне его давали -- а так я носил точно такой же прямой меч Дан Гьен,
только чуть-чуть худшей проковки.)
Дед забрал мой первый меч себе, отдав Большого Да нашему родственнику,
который прошлым летом и уехал с ним в Мэйлань -- и будь проклята черная
лихорадка, что за неделю свела в могилу нестареющего Лю Анкора!
В нашей семье бытовало одно предание -- о том, как наш божественный предок
Хэн в великую засуху спас первую виноградную лозу бога виноделия Юя, и в
благодарность получил от божества бочонок вина и дар "пьяного меча". Каким
образом Хэн спасал эту лозу и чем он ее поливал и удобрял -- об этом Анкоры
предпочитали не рассказывать посторонним во избежание кривотолков. Но
дальше в предании говорилось, что предок Хэн, не очень-то доверяя лукавому
богу, сперва отхлебнул из бочонка один-два глотка и сразу после этого взял в
руки "пьяный меч". Но погода стояла жаркая, и вспотевший Хэн вскоре выпил
целую пиалу, потом перелил часть бочонка в жбан и осушил его единым
глотком (ох, здоровы пить были предки!), а вскоре и в самом бочонке
показалось дно.
С тех пор и делятся мастера "пьяного меча" на "пьяниц одного глотка",
"пьяниц с пиалой", "пьяниц со жбаном" и "пьяниц с бочонком".
Мой дед Лю был большим мастером "бочонка" -- и когда он метался по
турнирной площадке с "мертвецки пьяным" мечом в руке, успевая упасть лицом
вперед -- плашмя! -- и мгновенно перейти к "Фениксу, взмывающему в грозовое
небо", то на это стоило посмотреть.
Но и не меньше стоило посмотреть на его сына Янга, чей "Феникс" был вдвое
тяжеловесен и, прежде чем взмыть в "грозовое небо" сперва "расправлял
крылья", затем "бил клювом на четыре стороны света" и лишь после...
Собственно, взмывать зачастую уже не приходилось, поскольку у со-
Беседников, попавших под клюв могучего феникса Янга, возникали большие
неприятности.
Вот такие-то дела... Просто-напросто сыну и внуку Чэну Анкору, надевшему
доспех аль-Мутанабби, пришлось стать меньше похожим на своего деда и
больше -- на отца. Ладно, запомним -- в доспехе мне больше жбана не выпить.
Ну и небольно-то хотелось... я ж не божественный предок Хэн, мне лозу не
поливать...
--------------
4.
... Мы замерли, и некоторое время я стоял, не двигаясь, и прислушиваясь к
самому себе. Дыхание сбилось лишь самую малость и почти сразу же
восстановилось, тяжести доспеха не ощущалось вовсе, словно он стал второй
кожей и прирос к телу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169