Именно она составляет ту почву, на которой произ
растает эта чума. Ее самое грязное внешнее проявление Ц парламентаризм
. Я должен быть благодарен судьбе за то, что и этот вопрос она поставила пе
редо мной в Вене, ибо я боюсь, что в тогдашней Германии мне было бы слишком
легко ответить себе на эту проблему. Если бы ничтожество этого учреждени
я, называемого «парламентом», мне впервые пришлось увидеть в Берлине, я, б
ыть может, впал бы в обратную крайность. В этом случае у меня могли найтись
некоторые как бы хорошие побудительные мотивы стать на сторону тех, кто
видел благо государства исключительно в усилении центральной власти в
Германии. Если бы это со мной случилось, это ведь тоже означало бы до некот
орой степени ослепнуть, стать чуждым эпохе и людям. В Австрии эта опаснос
ть мне не угрожала. Здесь не так легко было впасть из одной крайности в дру
гую. Если никуда не годился парламент, то тем паче никуда не годились Габс
бурги Ц это уж во всяком случае. Осудив «парламентаризм», мы еще нисколь
ко не разрешили проблему. Возникал вопрос: а что же делать? Если уничтожит
ь рейхсрат, то ведь единственной правительственной властью осталась бы
династия Габсбургов, а эта мысль для меня была особенно невыносимой. Это
т очень трудный случай побудил меня к основательному изучению проблемы
в целом. При других обстоятельствах я бы в столь раннем возрасте едва ли п
ризадумался над такими вопросами. Что мне прежде всего бросалось в глаза
, так это полное отсутствие личной ответственности. Парламент принимает
какое-либо решение, последствия которого могут оказаться роковыми.
И что же?
Никто за это не отвечает, никого нельзя привлечь к ответственности. Разв
е в самом деле можно считать ответственностью то, что после какого-нибуд
ь отчаянного краха виновное в этом правительство вынуждено уйти?
Или что соответственная коалиция партий распадается и создается новая
коалиция?
Или далее, что распускается палата?
Да разве вообще колеблющееся большинство людей может всерьез нести как
ую-либо ответственность?
Разве не ясно, что сама идея ответственности связана с лицом!
Ну, а можно ли сделать ответственным практического руководителя правит
ельства за те действия, которые возникли и были проведены исключительно
вследствие желания или склонности целого множества людей?
Ведь все мы знаем, что задачу руководящего государственного деятеля в на
ши времена видят не столько в том, чтобы он обладал творческой мыслью и тв
орческим планом, сколько в том, чтобы он умел популяризировать свои идеи
перед стадом баранов и дураков и затем выклянчить у них их милостивое со
гласие на проведение его планов. Разве вообще можно подходить к государс
твенному деятелю с тем критерием, что он обязательно должен в такой же ме
ре обладать искусством переубедить массу, как и способностью принимать
государственно мудрые решения и планы?
Да разве вообще когда-нибудь видно было, чтобы эта толпа людей поняла кру
пную идею раньше, чем практический успех этой идеи стал говорить сам за с
ебя?
Да разве вообще любое гениальное действие в нашем мире не является нагля
дным протестом гения против косности массы?
Ну, а что делать государственному деятелю, которому не удалось даже како
й угодно лестью завоевать благоволение этой толпы?
Что же ему остается Ц купить это благоволение?
Или ввиду глупости своих сограждан он должен отказаться от проведения т
ого, что он считает жизненно необходимым?
Или он должен уйти?
Или тем не менее остаться?
Человек с характером в таком случае попадает в неразрешимый конфликт ме
жду тем, что он считает необходимым, и простым приличием или, лучше сказат
ь, простой честностью. Где здесь найти границу между той обязанностью, ко
торую возлагает на тебя общество, и той обязанностью, которую возлагает
на тебя личная честь?
Ведь каждому действительному вождю приходится решительно бороться про
тив всех попыток унизить его до роли простого политикана. И наоборот, раз
ве не ясно, что именно политикан при таких условиях будет чувствовать се
бя призванным «делать» политику как раз потому, что в последнем счете от
ветственность несет не он, а какая-то неуловимая кучка людей?
Разве не ясно, что наш парламентарный принцип большинства неизбежно под
капывается под самую идею вождя?
Или неужели в самом деле найдутся такие, кто поверит, что в этом мире прогр
есс обязан не интеллекту отдельных индивидуумов, а мозгу большинства?
Или, может быть, кто-нибудь надеется на то, что в будущем мы сможем обойтис
ь без этой основной предпосылки человеческой культуры?
Разве не ясно, наоборот, что именно сейчас эта предпосылка нужней, чем ког
да бы то ни было. Парламентарный принцип решения по большинству голосов
уничтожает авторитет личности и ставит на ее место количество, заключен
ное в той или другой толпе. Этим самым парламентаризм грешит против осно
вной идеи аристократизма в природе, причем конечно аристократизм вовсе
не обязательно должен олицетворяться современной вырождающейся общес
твенной верхушкой. Современный наблюдатель, вынужденный читать почти и
сключительно газеты, не может себе представить, какие опустошительные п
оследствия имеет это господство парламентаризма. Разве что только само
стоятельное мышление и наблюдения помогут ему понять суть происходяще
го. (Выделено мной. Ц В.Т.)
Прежде всего парламентаризм является причиной того невероятного наплы
ва самых ничтожных фигур, которыми отличается современная политическа
я жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98