Дело обстояло так, будто при приступах пациента против его
воли поднимала с опоры некая внутренняя сила и держала
в таком положении. Наблюдалось невероятное напряжение
брюшной стенки и грудной мускулатуры. Прошло довольно
много времени, пока я понял, почему не было дальнейшего
распространения вниз. Я ожидал, что теперь вегетативное воз-
буждение перейдет с живота на таз, но этого не произошло.
Наступили бурные клонические судороги ножной мускулатуры
и очень сильно возрос коленный рефлекс. К моему крайнему
удивлению, пациент сообщил, что он воспринимает судороги
ножной мускулатуры как нечто чрезвычайно приятное. При
этом я непроизвольно подумал о клонических спазмах у эпи-
лептиков и увидел, что подтверждается моя точка зрения, в
соответствии с которой при эпилептических и эпилептиформ-
ных мышечных сокращениях речь идет об освобождении от
страха, а оно может восприниматься только как нечто приятное
(восприниматься с удовольствием).
9 Зак. № 474
241
На протяжении лечения моего больного бывали периоды,
когда я не был вполне уверен, не имею ли дело с настоящей
эпилепсией. По меньшей мере внешне приступы, начинавшиеся
тонически и иногда разрешавшиеся клоническими явлениями,
имели очень мало отличий от эпилептических припадков. Я под-
черкиваю, что на этой стадии после примерно трех месяцев
лечения были мобилизованы мускулатура головы, груди и над-
чревной области, равно как и ножная мускулатура, в особен-
ности коленная и бедренная. Подчревная область и таз были
и оставались неподвижными. Неизменным сохранялось расщеп-
ление между мышечными действиями и их восприятием со
стороны <Я>. Пациент знал о приступе. Он мог понять его
значение, но не чувствовал аффекта во время приступа. Главный
вопрос, как и раньше, гласил: что же происходит между при-
ступом и аффектом? Становилось все яснее, что пациент за-
щищался от восприятия целого во всех его деталях. Мы оба
знали, что его <Я> было очень осторожным. Осторожность вы-
ражалась не только в его психической позиции. Она выражалась
не только в том, что он в своей любезности и приспособлении
к требованиям, выдвигавшимся в процессе труда, всегда доходил
лишь до определенной границы и отвергал те или иные тре-
бования, если они переходили определенный предел. Эта <ос-
торожность> содержалась и в его мышечной активности, будучи,
так сказать, дважды закрепленной. Сам пациент описывал и
понимал свое состояние, представляя себя мальчиком, которого
преследует мужчина, желая его избить. При этом он пытался
увернуться, испуганно смотрел назад и втягивал ягодицы, чтобы
преследователь не добрался до них. На обычном аналитическом
языке после такого описания сказали бы: за избиением, ко-
нечно, скрывается страх перед гомосексуальным покушением.
И действительно, пациент на протяжении года подвергался ана-
лизу с помощью толкования симптомов, в ходе которого по-
стоянно делался вывод о его пассивном гомосексуализме. <Само
по себе> это было правильно, но с точки зрения сегодняшних
знаний аналитику следовало сказать себе, что такое толкование
не имело смысла. Ведь мы видим, что в пациенте до сих пор
действительно противоречило аффективному постижению этого
факта - его осторожность и мышечная связанность энергии,
далеко еще не ослабленная.
Я начал воздействовать на осторожность больного не с пси-
хической стороны, как поступал обычно в процессе анализа
характера, а с телесной. Например, я вновь и вновь демон-
стрировал ему, что хотя он и выражал свою ярость в мышечных
действиях, но никогда не продолжал их, никогда не дал на
деле со всей силой опуститься сжатому и поднятому кулаку.
Несколько раз оказывалось, что в тот момент, когда он хотел
242
грохнуть кулаком по кушетке, ярость исчезала. Теперь я скон-
центрировал работу на том, что тормозило осуществление мы-
шечного действия, все время руководствуясь сознанием того,
что именно в осторожности и выражалось торможение. После
нескольких часов интенсивной работы над ситуацией отпора
мышечным действиям пациенту внезапно вспомнился эпизод,
произошедший с ним на 5-м году жизни. Маленьким мальчиком
он жил на скалистом берегу, круто обрывавшемся в море.
Он был очень живым ребенком и раскладывал на берегу костер,
с которым играл так самозабвенно, что рисковал свалиться
в воду. Мать появилась в дверях дома, находившегося на рас-
стоянии нескольких метров, увидела, что делал сын, испугалась
и попыталась увести его со скал. Она знала о двигательной
активности сына, и это ее пугало. Мать приманивала сына
к себе дружескими словами и обещаниями сладостей, а когда
он последовал за ней, то был жестоко избит. Это переживание
произвело на него большое впечатление, но теперь он понял
его связь со своей оборонительной позицией по отношению
к женщинам и осторожностью, которую проявлял в процессе
лечения. Но тем самым проблема еще не была решена. Ос-
торожность сохранилась.
Однажды в промежутке между двумя приступами пациент,
страстный любитель ловли форелей, с юмором и очень вы-
разительно описывал удовольствие, которое доставляло это за-
нятие. Он воспроизводил соответствующие движения, описывал,
как видят форель, как забрасывают удочку, и при этом его
лицо приобрело невероятно жадное, почти садистское выра-
жение. Я заметил, что, хотя больной очень точно описывал
весь процесс, он опустил одну деталь - момент, когда рыба
заглатывает наживку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131