Я лечил
его много месяцев. Навязчивые размышления быстро перешли
в навязчивые ассоциации. Дело казалось совсем безнадежным,
но вдруг проявилась кровосмесительная фантазия, и пациент
в первый раз совершил онанистический акт, закончившийся
полньш удовлетворением. Все симптомы внезапно исчезли, но
постепенно вновь вернулись. При повторной мастурбации с
получением удовлетворения симптомы опять исчезли, но вскоре
проявились снова. Это повторялось на протяжении многих не-
дель. В конце концов пациенту удалось обнаружить и пережить
чувство вины, вызванное онанизмом, и скорректировать не-
которые вызывающие страдания стереотипы поведения. После
этого состояние пациента стало заметно улучшаться и через
девять месяцев он был вполне здоров и работоспособен. Я
был в курсе его состояния на протяжении шести лет: мой
пациент женился и был здоров.
Одновременно с этим случаем я лечил кельнера, страдавшего
полной неспособностью к эрекции. Лечение шло очень гладко.
На третий год мне удалось безупречно точно реконструировать
<изначальную сцену>. Будучи ребенком, он мог видеть из со-
седней комнаты, как его мать рожала. В сознание глубоко
врезалось впечатление от большого кровоточащего отверстия
между ногами. От этого у него осталось ощущение <пустоты>
в собственных гениталиях.
71
В соответствии с тогдашним уровнем психоаналитического
знания я, несомненно, поступил правильно, связав отсутствие
эрекции с тяжелым травматическим впечатлением от <кастри-
рованных> женских половых органов. Лишь несколько лет назад
я начал принимать во внимание и понимать <чувство пустоты
в половых органах>, которое испытывали мои пациенты. Оно
соответствует лишению биологической энергии. Тогда же я не-
правильно оценивал общую сущность моего больного. Он был
очень спокоен, аккуратен, <послушен> и делал все, что от
него требовали. Он никогда не возбуждался. На протяжении
трех лет лечения он ни разу не пришел в ярость и не высказал
критических замечаний. В соответствии с обычными понятиями
этот больной имел, следовательно, вполне <упорядоченный>,
<приспособленный> характер с единственным тяжелым симп-
томом (<моносимптоматический невроз>). Я сообщил об этом
случае на заседании Технического семинара и удостоился по-
хвалы за правильное раскрытие <изначальной сцены>. Я дал
полное теоретическое разъяснение симптома отсутствия эрек-
ции. Так как пациент был усерден и аккуратен - как говорили,
<приспособлен к реальности>, - никому даже в голову не при-
шло, что именно это спокойствие в аффективной жизни, эта
непоколебимая уравновешенность как раз и была той тяжело
больной почвой в структуре характера, на которой смогла со-
храняться эректорная импотенция. Старшие коллеги оценивали
проведенную мной аналитическую работу как правильную и
полную.
С заседания я ушел недовольным. Если все было настолько
правильно, то почему же ничего не изменилось к лучшему
в состоянии пациента? Здесь должен был существовать какой-то
пробел, который никто из нас не понимал. Через несколько
месяцев я выпустил больного, так и не добившись успеха.
Он принял этот результат с таким же стоическим спокойствием,
с каким переносил и все лечение. Из опыта работы с эЬш
больным у меня в памяти осталось важное понятие для анализа
характера - <аффективный барьер>. Я натолкнулся на связь
формирования человеческого характера, которое происходит под
воздействием эмоционального охлаждения, с отмиранием ге-
нитальных ощущений.
Это было время, когда для психоаналитического лечения
требовались все более длительные сроки. Когда я начал прак-
тиковать, шесть месяцев уже считались чем-то само собой ра-
зумеющимся. Распространялось представление о том, что два
и более года лечения совсем неплохи. Неврозы считались, как
известно, сложными и тяжелыми заболеваниями. Фрейд написал
ставшую знаменитой <Историю детского невроза> из опыта на-
блюдения над одним больным, которого пришлось лечить целых
72
пять лет. Конечно, Фрейд постиг на этом опыте весь мир
переживаний ребенка, но психоаналитики делали из нужды
добродетель. Абрахам утверждал, например, что понимание хро-
нической депрессии требует многих лет. <Пассивная> техника
была, по его словам, единственно правильной. Коллеги, иро-
низируя, подсмеивались над своей потребностью впасть в сон
во время лечения. Если у пациента часами не возникали ас-
социации, то аналитикам приходилось много курить, чтобы
не уснуть. Были аналитики, даже развивавшие на этой основе
великолепные теории. Если больной молчал, то часами или
даже неделями молчали и они - в соответствии с представ-
лением о <реализованной технике>. Я чувствовал с самого на-
чала принципиальную неправильность такого подхода, но пы-
тался сам следовать этой <технике>, не достигая при этом ре-
зультатов. Больные демонстрировали лишь глубокую беспомощ-
ность, нечистую совесть и соответствующее этому упрямство.
Остроты - например об аналитике, очнувшемся во время сеанса
и обнаружившем, что диван пуст, - мало чему помогали. Столь
же мало пользы приносили глубокомысленные объяснения вро-
де тех, что аналитик может, мол, во время сеанса спокойно
задремать, так как его подсознание бодрствует в глубокой заботе
о пациенте. Более того, оно якобы обладает свойством про-
должать действовать при пробуждении во время сеанса там,
где находилось подсознание пациента. Все это производило
угнетающее и безнадежное впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131