Хотел
ли я того или нет, мои высказывания должны были оказать
провокационное воздействие. Всякого рода провокации содер-
жались в самих фактах. Оформленные законом требования
<брачных обязанностей> и <повиновения детей родителям вплоть
до перенесения от них телесных наказаний> я даже и не упо-
минал. Говорить об этом в академических кругах было делом
необычным и считалось <политикой, чуждой науке>.
Рискованность моей столь прочной в научном отношении 1
позиции заключалась в том, что никто не желал слушать о
фактах, которые я приводил, но никто не мог и опровергнуть
их. Ведь каждый понимал, что индивидуальная терапия мало-
важна в социальном отношении, что воспитание оказалось без-
надежным, а одних только идей и докладов о половом про-
свещении было недостаточно. Это вело с неопровержимой ло-
гикой к постановке вопроса о культуре вообще.
160
До 1929 г. отношение психоанализа к культуре не обсуж-
далось. Психоаналитики не только не видели противоречия меж-
ду своим учением и культурой, но, напротив, представляли
фрейдовскую теорию как содействующую культуре, а вовсе не
как критическую по отношению к культуре. С 1905-го года
примерно по 1925-й враги психоанализа все время указывали
на опасность для культуры, которую он скоро породит. Про-
тивники психоанализа и мир, прислушивавшийся к их доводам,
приписывали психоаналитической теории больше, чем она на-
меревалась достичь. Это объясняется глубокой потребностью
в ясности относительно половой жизни. Такая потребность была
свойственна людям, она была следствием страха перед <сек-
суальным хаосом>, насаждавшегося культуртрегерами.
Фрейд полагал, что ему удастся справиться с опасностью,
взяв на вооружение теорию сублимации и отказ от влечения.
Неприязнь окружающего мира к психоанализу постепенно со-
шла на нет, особенно после того, как расцвели учение о вле-
чении к смерти и теория ликвидации страха застоя. Учение
о биологической воле к страданию избавляло и психоанали-
тиков, и сторонних наблюдателей от затруднений. Благодаря
ее существованию доказывалась <способность приобщиться к
культуре>. Это единодушие оказалось под угрозой после пуб-
ликации моих работ. Чтобы не скомпрометировать себя, пси-
хоаналитики объявили мои взгляды или давно известными и
<банальными>, или неверными. Но я относился к проблеме
очень серьезно и не мог выступить просто с утверждением
о революционности психоанализа и его противоречии суще-
ствующей культуре, понимая, что дело обстояло гораздо слож-
нее, чем многие представляют себе сегодня, но и игнорировать
выпады в мой адрес было невозможно.
В клинической работе все чаще с успехом использовались
положения и методы лечения, вытекающие из генитальной тео-
рии терапии. Отвергнуть ее из-за шокирующего воздействия
на консервативные умы было нельзя, необходимо было ослабить
это ее воздействие. Ведь генитальная теория подтверждала пре-
образующий общественные отношения характер естественно-
научной сексуальной теории Фрейда, открытия которого начали
новую эпоху в культуре. Конечно, с позиции консервативного
психолоаналитика невозможно было признать научную ценность
и практическую значимость генитальной теории, ведь это про-
тиворечило возможности обеспеченного буржуазного сущест-
вования психоаналитиков. Это относится и к утверждению о
том, что психоанализ только содействует развитию культуры,
без объяснения, что в этой <культуре> находится под угрозой,
а чему оказывается содействие. При таком подходе упускалось
б Зак. № 471
161
из виду то обстоятельство, что <новое> самим фактом своего
развития критикует и отрицает старое.
Наиболее именитые австрийские и немецкие специалисты
по общественным наукам, отвергая психоанализ, конкурировали
с ним в освещении вопросов человеческого бытия. Удивительно,
как я не совершил в то время серьезных ошибок, делая ско-
ропалительные в тех условиях выводы и демонстрируя прак-
тические результаты успешной терапии, которые могли бы без
труда объединить психоанализ и социальную науку, или заявляя
о том, что психоанализ хотя и верен в качестве индивидуальной
психологии и психотерапии, но не способен серьезно влиять
на социальном плане. Так говорили марксисты, дружественно
настроенные по отношению к. психоанализу. Но я не разделял
этого взгляда, так как был слишком психоаналитиком, чтобы
позволить себе поверхностность, и слишком заинтересован в
развитии мира в соответствии с принципами свободы, чтобы
удовлетвориться банальными практическими результатами. Меня
поначалу устраивала возможность, пусть пока только методи-
ческая, включить психоанализ в систему общественных наук .
Непрерывные обвинения со стороны друзей и врагов в по-
спешности не могли меня взволновать, даже-если нередко и сер-
дили. Я знал, что никто не затратил таких теоретических и
практических усилий в работе, как я, что мои готовые рукописи
годами лежали в столе, прежде чем я убеждался, что могу
публиковать их. Умничать я мог предоставить другим.
Отношение психоанализа к культуре начало проясняться,
когда некий молодой психиатр выступил у Фрейда с докладом
на тему <Психоанализ и мировоззрение>. Очень немногие знают,
что фрейдовская работа <Недовольство культурой> возникла в хо-
де упомянутой дискуссии о культуре и была предназначена
для того, чтобы дать отпор моей успешно развивавшейся работе
и <опасности>, которую она порождала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131