Я стала экспертом
по каждой фазе развития, которую проделали мои дети. Я многому
научилась, особенно в том, что касалось развития в раннем детстве
(так как я, казалось, всегда имела ребенка, находившегося в этом
периоде развития). Дети любого возраста всегда казались мне инте-
ресными и привлекательными. Я вернулась в школу, когда моему
младшему ребенку было почти три года, и стала учителем главным
образом потому, что считала эту деятельность полезной мне, матери.
Я действительно любила детей, а теперь, когда мои дети учились в
школе, я стала интересоваться обучением.
Я была <альтернативным учителем>, когда этот термин еще не
был введен, и прошла через многие трудности, обусловленные
школьной системой. Моя начальница говорила мне, что я была
слишком <рекреационно ориентированной>. Она знала, что я рабо-
тала с многочисленными группами детей, которые центр еврейских
общин организовывал по всей стране, и убедила меня вернуться к
такому виду работы, при которой устраивать развлечения было в по-
рядке вещей. Между тем все дети с теми или иными расстройствами
поведения каким-то образом оказывались в моем классе. После трех

Глава 12. Личные замечания

331

лет регулярного преподавания мне предложили работать в качестве
учителя по специальной образовательной программе для детей с
эмоциональными расстройствами. В течение шести лет я работала
с этими детьми (тогда я получила степень магистра в области специ-
ального обучения). Я многое узнала о детях.
Когда я готовилась к получению ученой степени в области обра-
зования, я хотела иметь возможность проводить независимые иссле-
дования, глубже изучить литературу по психотерапевтической работе
с детьми. Поскольку я была единственной из участников специаль-
ной программы, получившей грант Федерального министерства про-
свещения, мне, наконец, разрешили расходовать часть моего кредита
на получение ученой степени в той области знаний, которая, по
моему мнению, была мне нужна. К тому времени я уже четыре года
работала с детьми с теми или иными нарушениями и представляла
себе, каких знаний мне не хватает. Я знала по своему опыту, что
детей нельзя научить чтению, письму и математике, когда они испы-
тывают чувство страха. Я открыла для себя в процессе работы, что
когда я нахожу время для психотерапии и помогаю детям выразить
ранее блокированные чувства, они гораздо лучше учатся. Но я
обнаружила, что курсы по проблемам развития детей, патопсихоло-
гии и консультирования лиц с физическими недостатками, а также
семинары по специальному обучению и реабилитации лиц со сниже-
нием способности к обучению и т. д. недостаточны для того, чтобы
научиться работать в области детской психотерапии. Мне разрешили
посещать постоянно действующие университетские семинары по
программам психотерапии. Мои просьбы были удовлетворены после
значительных усилий с моей стороны.
Я прочитала много книг и статей, познакомилась с программами
различных клиник, школ и агентств. Со многими людьми, работаю-
щими в области детской психотерапии, я обсуждала, чем они зани-
маются, что конкретно они делают и что происходит при этом с
детьми. Я получила профессиональные знания в объеме полного
курса колледжа. У меня появилось время, чтобы делать то, что мне
хотелось, и я регулярно встречалась с двумя преподавателями для
обсуждения своего опыта.
Это научило меня многому, но не тому, чего я ожидала и на что
надеялась. Мне кажется, что самое ценное из того, чему я научи-
лась, я почерпнула не из различных курсов и книг. Я поняла, что
один академический подход может противоречить другому, даже
если они основываются на понимании одного и того же авторитет-
ного <эксперта>. Я поняла, что все нащупывают свой путь, как и я.
Многие люди делали хорошую работу, но казалось, что ей не хватает
логической целостности.

332

В. Окленде?. Окна в мир ребенка

В течение длительного времени, еще до возникновения моды на
модификацию поведения и поведенческие методики, я пользовалась
полной свободой при работе в школе с детьми, обнаруживавшими
эмоциональные нарушения, в соответствии со своими собственными
соображениями. Я испробовала множество различных способов ра-
боты с детьми, чтобы помочь им повысить самооценку, бороться с
трудностями в их неупорядоченной жизни и выражать свои чувства
непосредственно, а не косвенно, через воинствующий протест или
отдаление. В это время я прошла обучение в Лос Анжелесском
институте гешталытерапии, и моя работа с детьми приобрела новые
ориентиры. Я становилась все более последовательным привержен-
цем теории и практики гештальттерапии. В этот период своей жизни
я также много занималась своей собственной терапией: мне нужна
была помощь, чтобы преодолеть продолжительную болезнь, смерть
моего четырнадцатилетнего сына и вскоре после этого разрыв моего
брака. Я опять вернулась в школу с намерением получить степень
бакалавра в области консультирования по вопросам брака, семьи и
детей, получила лицензию на право практиковать, стала членом
института гештальттерапии и начала свою карьеру частнопрактикую-
щего специалиста. Весной 1978 г. в Международном колледже мне
была присвоена степень доктора философии в области психологии.
Моя докторская диссертация легла в основу этой книги.
Когда я думаю о своих отношениях с детьми в течение всей моей
жизни, я вспоминаю, каково это - быть ребенком, работать с детьми
в рекреационном центре, учительствовать в школе, избрать себе роль
преподавателя в классе для детей с эмоциональными расстройствами
(<детей с различными проблемами>) и заниматься детской психоте-
рапией;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144