Те относились к этому с
юмором. Панасенко рассказывал, что однажды в бараке раздался крик:
- Господа офицеры! Кто картофельные очистки спиздил?
(Вспоминаю это всякий раз, когда слышу: "Господин Фрид!")
В том офицерском лагере, в одном бараке с Панасенко, жил
старший сын Сталина Яков Джугашвили.
Когда летом 41-го вгиковцы вкалывали на трудфронте, копали эскарпы
и контр-эскарпы под Рославлем в Смоленской области, немецкие
самолеты изредка и без интереса обстреливали нас, а иногда
сбрасывали листовки. Две из них мы с Юликом привезли в Москву.
На одной было лаконичное предложение солдату Красной Армии:
"Бери хворостину, гони жида в Палестину". На другой, размером
побольше, - несколько фотографий "лица кавказской национальности",
если воспользоваться сегодняшней терминологией. Вот оно - крупным
планом - уныло смотрит в объектив. А вот, на среднем плане, оно
хлебает ложкой что-то из большой миски; рядом стоит немецкий
офицер. Жирным шрифтом листовка спрашивала: "Кто это"? И отвечала:
"Это Яков Джугашвили, сын вашего верховного заправилы". Дальше
указывался номер части, где он командовал артиллерией, и
говорилось: "Красноармейцы! Плохо ваше дело, если даже сын вашего
верховного заправилы добровольно сдался в плен непобедимой
германской армии. Переходите на нашу сторону! Вам обеспечена у нас
еда и работа. Эта листовка послужит пропуском".
Не могу привести текст дословно, потому что мать Юлика Минна
Соломоновна, увидев у нас в руках фашистскую листовку, пришла в
ужас и потребовала, чтоб мы немедленно сожгли эту гадость. Что мы
и сделали. Но и тогда, и потом мы ни секунды не сомневались, что
это фальшивка. Даже советская форма на снимках не читалась - так,
что-то военное. А вот оказалось - не фальшивка.
По словам Панасенко, Яков Джугашвили в плену держался очень
хорошо. Отказался встретиться с какими-то грузинскими
меньшевиками, приехавшими специально, чтоб увидеть его. На вопрос:
"Почему? Это же ваши земляки", ответил, что его земляки в Грузии.
О плохих отношениях Якова с отцом немцы были осведомлены; но все
их попытки привлечь его на свою сторону оканчивались ничем. И его
оставили в покое.
Случилась там и такая история. Чтобы пленные командиры не томились от
безделья, им разрешалось мастерить что-нибудь для себя; токарный
станок был в их распоряжении. Яков нашел в кухонных отходах пару
подходящих костей и выточил из них шахматные фигуры. На шахматы,
изготовленные сыном Сталина, позарился немец, комендант лагеря.
Происходи это в советском фильме, комендант отобрал бы шахматы силой,
да еще избил бы беззащитного пленного. Но поскольку было это не в
фильме, а в Германии, комендант предложил Джугашвили продать ему
шахматы. Тот отказался. Упрямый немец приходил к нему ежедневно,
каждый раз надбавляя цену. И когда она достигла, не скажу точно,
скольких буханок хлеба и пачек "эрзац хенига", искусственного
меда, товарищи по бараку стали жать на Якова:
- Отдай! Не иди на принцип!.. Хоть нажремся по-человечески.
И он в конце концов поддался уговорам...
Не знаю ничего толком о дальнейшей судьбе нелюбимого сталинского
сына. Говорили, что он умер не то в немецком, не то в советском
лагере - неудачно прооперировали аппендицит. Кто-нибудь наверняка
знает правду; Панасенко не знал.
Сам полковник вскоре освободился. Восстановился в партии и - смех
и грех! - даже стал парторгом на той самой шахте, куда ходил
столько лет с минлаговским номером на спине. В шестидесятых годах
мы повидались с ним в Москве. Он рассказал про свой визит к снова
впавшему в немилость маршалу. Жуков с горечью говорил ему:
- Они меня в бонапартизме обвиняют. Да я, если б хотел... Ко
мне Фурцева прибегала, уговаривала:"Георгий Константинович,
возьмите власть, а то ведь Молотов с Кагановичем..." Но мне это ни
к чему.
Рассказывал маршал и об аресте Берии. По словам Панасенко, он сказал
Лаврентию:
- Видишь, негодяй? Ты меня посадить хотел, а оно вот ведь как
вышло.
В войну Берия действительно копал под Жукова, это известно. Но
по некоторым свидетельствам, не Жуков лично арестовывал Берию, а
кто-то еще из маршалов. Не берусь судить; у Панасенко получалось,
что Жуков.
О Жукове говорил с восхищением Вася Ордынский, который снимал
интервью с ним для фильма "У твоего порога". Режиссеру сильно
мешали советами и поправками военные консультанты. Жуков утешал
его:
- Что вы от них хотите, Василий Сергеевич?Эти генералы хотят
сейчас выиграть сражения, которые просрали в войну.
Так и выразился.
На премьере фильма в кинотеатре "Москва" зрители устроили
опальному полководцу овацию: стоя аплодировали минут десять...
Но вернусь от маршалов и генералов к рядовым - т.е., к нам с
Юликом.
Надо же было так получиться - опять по какому-то неправдоподобному
совпадению - что в разных лагерях и в разное время з/к Дунский и
з/к Фрид заработали почти одинаковые зачеты: он девяносто пять
дней, а я - сто один. Арестовали меня на пять дней позже Юлика, а
освобождаться нам предстояло почти одновременно: ему восьмого, а
мне девятого. Но на девятое января 1954 года выпала суббота;
значит меня могли выпустить только одиннадцатого. Обидно, конечно,
что не в один с ним день.
Но в последний момент фортуна чуть-чуть довернула свое колесо -
сжульничала в нашу пользу. Нам объявили, что оба выйдем на волю
восьмого: держать свободного человека лишних два дня в лагере
нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144