Позакрывались все китайские прачечные - стало быть, выявили
целую шпионскую сеть. (Правда, над этим уже тогда посмеивался
безвестный автор анекдота: заказчик приходит в китайскую прачеч-
ную с претензией - почему так плохо постирали? А китаец ему:"Я не
пласика, я сапиона..." Но существовал и другой, официальный юмор:
знаменитая карикатура "Ежовы рукавицы".)
Говорили - и никто не удивлялся, - что весь американский
джаз "Вейнтрауб синкопаторс", приезжавший на гастроли, оказался
шпионской бандой и арестован. Впрочем, в газетах я об этом не чи-
тал.
Любопытно, что я даже не задавался вопросом: куда деваются
те, кого забрали? Мы видели, конечно, пьесу "Аристократы" и сде-
ланный по ней фильм "Заключенные",***) читали книгу про Беломор-
канал - но там речь шла больше об уголовниках. А политические - в
моем затуманенном сознании - просто исчезали. Как человечки, на-
рисованные мелом на школьной доске: прошелся мокрой тряпкой, и
они исчезли. Не переместились в пространстве, а именно исчезли -
в никуда.

- 97 -

Только финская война заставила нас задуматься - как так?
Финляндия - такая маленькая и напала на такого большого? Этому
даже мы не могли поверить.
Незадолго до этого был еще один повод призадуматься: "юн-
керс" со свастикой на хвосте в московском небе - прилет Риббент-
ропа. Но в школе нам объяснили, что это просто политика, дружбу с
Гитлером не надо принимать всерьез. Я попытался втолковать это
своему отцу; профессор Фрид не спорил, только горестно вздыхал.
Так же вздыхал он еще раньше, в тридцать восьмом - днем вздыхал,
а по ночам мучался бессонницей. Только много лет спустя я узнал
от него, что тогдашняя волна репрессий накрыла с головой науч-
но-исследовательские бактериологические институты. Пересажали
всех директоров и научных руководителей, чудом уцелел только от-
цовский институт в Минске... Но в те годы детям о таких вещах
предпочитали не рассказывать.
И мы оставались патриотами, были, как писали тогда в харак-
теристиках, активными, политически грамотными комсомольцами. Я
даже был секретарем институтского комитета (и выбыл из комсомола
только по техническим причинам, в связи с арестом).
Когда началась война мы с Юликом Дунским слегка поугрызались
совестью, что не пошли сразу добровольцами - его старший брат
Виктор ушел на фронт в первые же дни. На трудфронте мы честно
вкалывали, рыли эскарпы и контрэскарпы под Рославлем - но когда
осенью студентов отозвали в Москву, в военкомат мы не побежали, а
продолжали учиться. Правда, утешали мы себя, на передовую нас все
равно не послали бы: очкастые, освобождены от армии по зрению. А
идти в стройбат, строить в тылу дороги нам совсем не хотелось.
К этому времени мы достаточно поумнели, чтобы понимать, ска-

- 98 -

жем, несправедливость массовых арестов, но воспринимали их как
стихийное бедствие, как мор или потоп, как божью кару. Да Сталин
ведь и был богом - всемогущим и беспощадным, не прощающим ереси.
Тому, кто не жил при Сталине, не понять отношений простого
смертного с тогдашним государством. Под гипнозом страха перед его
карающей десницей, НКВД, жила вся страна. Этот страх парализовал
волю, подавлял способность к сопротивлению - во всяком случае, у
большинства советских людей. В истории человечества я не знаю
аналогий. Обойдусь примером из зоологии: кролик и удав. Государс-
тво удав, его право глотать кроликов. А мы все кролики; на кого
упал его взгляд, сам лезет к нему в пасть - обреченно и покорно.
Для наглядности расскажу историю "парашютиста" Володи Яблонского,
московского парня лет двадцати пяти, красивого, но уже лысоватого.
На фронт он отправился лейтенантом, попал в плен и, помаяв-
шись пару месяцев в фашистском лагере, согласился поступить в
школу диверсантов. Многие соглашались, чтобы таким способом вер-
нуться на родину: выполнять задание они не собирались, а думали
сразу явиться с повинной. Были у нас в камере и такие; доброволь-
ная явка им не очень помогла. Но Володя предчувствовал такой ис-
ход и сдаваться своим не торопился.
Сбросили его под Москвой в форме старшего лейтенанта (приба-
вили звездочку!) со всеми документами - в том числе с "аттеста-
том" на получение довольствия. Этот аттестат и сыграл печальную
роль в Володиной судьбе.
Встретиться со своим напарником-радистом - тоже москвичом -
они должны были у колонн Большого театра на следующий день. При
каждом из диверсантов была приличная сумма денег - несколько ты-
сяч. Естественно, что попав в родную Москву, Володя прежде всего

- 99 -

раздобыл водки, выпил для храбрости и пошел в военную комендатуру
отоваривать аттестат - т.е., получать причитающийся паек. Оказа-
лось, что он опоздал; его вежливо попросили придти завтра. Но
пьяному, как известно, море по колено. Яблонский вломился в амби-
цию, стал орать на тыловых крыс: он фронтовик, он контуженный и
не уйдет, пока не получит свое. Ну, и получил. Тыловые крысы оби-
делись, строгим голосом потребовали, чтоб он предъявил документ.
И тут, рассказывал Володя, его как морозом обожгло. В пьяном моз-
гу мелькнула мысль: это конец, всё, разоблачили!.. И он положил
на стол кобуру с пистолетом, сказал:
- Ваша взяла. Сдаюсь. Я немецкий диверсант.
А ведь документы у него были в полном порядке, немцы за этим
следили.
Дело Яблонского было таким ясным, что следствие получилось
очень короткое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144