- Юлик повернулся, чтобы идти. Это Лернера озада-
чило: к такому он не привык, думал - сейчас посетитель будет жа-
лобно канючить: "А может, найдется какое-нибудь местечко? Я вам
буду так благодарен, мне скоро посылка придет..." - что-нибудь в
этом роде. А тут - буркнул "извините" и пошел.
- Погодите, - сказал Лернер в спину Юлику. - Вы москвич?..
Нормировщиком и на воле были?
- Нет. Студентом был.
- Какого института?
- Вы вряд ли знаете. Есть такой Институт Кинематографии. - И
Юлик опять взялся за дверную ручку.
- Погодите! Профессора Тиссэ знаете?
- Его - нет. А с его женой немножко был знаком.
- Не может быть.
- Почему не может? Красивая женщина. Брюнетка... Со странным
именем - Бланка, по-моему.
- Бьянка! Бьянка! - Лернер вскочил со стула. - Идите сюда.
Он выдвинул ящик стола и достал фотокарточку - портрет моло-
дой женщины, с которой мы познакомились в Алма-Ате, на дне рожде-

- 317 -

ния Майи Рошаль. Оказалось, что эта Бьянка родная сестра Лернера.
Он просто обожал ее, гордился ее красотой и образованностью.
Этот неожиданный поворот разговора решил проблему трудоуст-
ройства; немедленно нашлось место нормировщика. А Лернер часто за-
зывал Юлика к себе в кабину - поговорить о Бьянке, об американских
фильмах. В своей Румынии он их насмотрелся достаточно. Он даже
сыграл для Юлика - на скрипке, саксофона у него не было. По мнению
знатока музыки Абрама Ефимовича Эйслера, сына капельмейстера
санкт-петербургской императорской оперы, играл Лернер хорошо. Но
тот отмахивался от похвал: вот на саксофоне, говорил он, я дейс-
твительно умею играть. А скрипка - это так...*****)
Раз уж я упомянул Абрама Ефимовича, расскажу о нем поподроб-
ней. Это был прелестный старик, умница, похожий как близнец на ак-
тера Адольфа Менжу - тот же аристократический длинный нос, те же
усики, тот же иронический прищур глаз - и та же нелюбовь к комму-
низму. По своим политическим убеждениям Эйслер был монархистом и
этого не скрывал.
- Абрам Ефимович, - удивился Юлик, - с такими взглядами - и
на свободе до пятьдесят первого года?
Подумав, старик ответил:
- Видите ли, Юлик у меня были очень качественные знако-
мые.******)
Эйслер, по профессии инженер, был страстным пушкинистом. Знал
наизусть множество стихов, биографию Пушкина помнил, как свою. Од-
нажды Юлик проснулся посреди ночи и увидел, что Эйслер тоже не
спит. Сидит призадумавшись на нарах и смотрит в одну точку. Вооб-
ще-то, ему было над чем призадуматься: по ст. 58.10 старику дали
четвертак, отсидел он только год. А если тебе за семьдесят? Не так

- 318 -

уж просто досидеть до звонка. Всё-таки Юлий спросил:
- О чем задумались, Абрам Ефимович?
- Я думаю: если бы он женился не на этой бляди Гончаровой, а
на Анне Петровне Керн - представляете, Юлик, сколько он мог бы еще
написать?!
Что касается срока, Эйслер обманул-таки советскую власть: ос-
вободился после ХХ-го съезда, не досидев лет двадцать, и вернулся
в Москву одновременно с нами...
Когда я попал на 3-й, Лернер доживал там последние денечки:
через неделю он должен был освобождаться. Юлик познакомил меня с
ним и спросил, нельзя ли найти для меня работу в бухгалтерии. Лер-
нер согласился помочь и действительно поговорил, с кем следовало.
Ему обещали - сделаем!.. Но как только он уехал, всеобщая нелюбовь
к нему, естественно, перенеслась на меня: никто не хотел помогать
протеже Лернера. В конце концов все устроилось само собой. Бухгал-
тера были нужны; недели две-три походил на стройку, а потом меня
взяли в бухгалтерию ОЛПа.
Ничего интересного про эту контору вспомнить не могу при всём
желании. Даже забыл редкое имя самого противного из коллег: Гурий?
Или Милий? У него и фамилия была противная - Золотарев. Помню
очень приятного рижанина Володю - русского из первой эмиграции. Он
рассказал мне, как сочинялось знаменитое танго "Черные глаза":
когда-то Володя ухаживал за дочкой автора "Черных глаз" Оскара
Строка, тоже рижанина. Только тому повезло больше - в России жил и
умер свободным человеком... Помню и Володину смешную реплику. При
нем Золотарев громко, чтоб услыхал главбух, похвалялся своим слу-
жебным рвением:
- Столько дел, столько дел - другой раз и пообедать не пой-
дешь.

- 319 -

- Другой раз и не дадут, - сказал Володя.
И помню офицера-главбуха, злобного карлика по прозвищу Труб-
ка. Трубку он не выпускал изо рта; но чтобы поделиться табачком с
зеками-подчиненными - это никогда! Водились за ним грехи и посерь-
ёзней: к концу зимы он попал под суд - за растление собственной
дочери. Девочке было шесть лет. Но это к делу не относится.
Отсидев положенные часы в конторе я бежал к Юлику. Мы жили в
разных бараках; он в шахтстроевском, я - в бараке лагерной обслу-
ги.
Третий ОЛП, вообще-то, официально именовался третьим лаготде-
лением, л/о N3; но это труднопроизносимо, все говорили - ОЛП. Так
вот, наш ОЛП поделен был на четыре колонны: Шахтстрой, Шахта-9,
Шахта-13/14 и Лагобслуга. Каждой колонне начальство отвело по нес-
кольку бараков и строго следило за тем, чтобы зеки проживали, так
сказать, по месту прописки. Но ходить из барака в барак днем раз-
решалось. Это потом уже скотина Бородулин ввёл почти тюремный ре-
жим: ходить приказано было строем - даже если втроем или вчетве-
ром; на ночь бараки запирали снаружи. Но и тогда бессмысленные эти
строгости долго не продержались.
А пока-что о строгости режима напоминали номера на спинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144