Сидел и вполголоса разго-
варивал сам с собой:
- На хуя мне жена, которая детей рожать не может?.. Брошу,
пойду крутить мозги заключенной.
Мне показалось, что Ленка ничего не имела бы против, если б
это ей он пошел крутить мозги: крепко сколоченный, с неулыбчивым
смуглым лицом, старший лейтенант был очень хорош собой.
Жену его Августу мы тоже знали, она работала кассиром. Заклю-
ченные получали не зарплату, а что-то вроде красноармейского де-
нежного довольствия "на махорку" - несколько рублей, меньше деся-
ти, по-моему.
Кроме этих денег и зарплаты вольным, Августа, случалось, вып-
лачивала вознаграждение местным доброхотам за содействие в поимке
беглеца - как всё равно премию за истребленного волка.
Один такой ловец, узнав, что сумму вознаграждения урезали
против прежних лет чуть ли не вдвое, объявил:
- Хуй я им буду ловить! За такие деньги пускай сами имают!
Августа не выдержала, крикнула из своего окошка:
- Иди, иди! Скажи спасибо, что и это получил.
А я подумал про сибирского беглеца из старой песни:"Хлебом
кормили крестьянки меня, парни дарили махоркой"... Где те кресть-
янки, где те парни?!.
Семейные проблемы Августы у нас в бухгалтерии широко обсужда-
лись: её любили. Она действительно не могла иметь детей и от этого

- 232 -

страдала. Её грустную улыбку не портил даже сплошной ряд стальных
зубов. Августа охотно брала наши письма, чтобы отослать их, минуя
лагерную цензуру; приносила из дому пирожки, угощала. Думаю, ни
она, ни ее муж не принимали всерьёз обвинения и срока, которые нам
навесили - кому трибунал, кому "тройка", кому ОСО.
Во всяком случае, меня, с моим режимным восьмым пунктом, Най-
мушин на свой риск выпустил за зону, когда Шура Юрова - Солнышко -
уже свободной гражданкой пришла к нашей вахте, попрощаться. Так
что теперь я могу похваляться, что и у меня был роман с вольняшкой
- правда, короткий, не длиннее часа. (Нас приютил у себя в инстру-
менталке бригадир "газочурки" однорукий Виктор Соколовский. До че-
го же лихо управлялся он с пудовыми чурбанами, закидывая их единс-
твенной рукой под циркульную пилу! Я бы и двумя не смог).
А еще раньше старший лейтенант разрешил мне сходить с брига-
дой РММ на чужой ОЛП: там в центральном лазарете лежала другая Шу-
ра, Силантьева. Я навестил ее, принес передачку.
В конце лета случилось ЧП, и я - опять-таки властью Наймушина
- был отправлен без конвоя на сенокосную подкомандировку.
ЧП было несерьезное: бухгалтер подкомандировки Сашка Горшков
вообразил, что у него триппер. Он впал в панику, не мог работать;
сидел целыми днями и разглядывал воспаленное место. Начислять пи-
тание сотне женщин, посланных на сенокос, стало некому. На выручку
бросили меня. Отправили без охраны: в разгар страды конвоиров не
хватало. Дорогу взялся показать бесконвойный нормировщик Носов.
До подкомандировки было километров двенадцать. Мы шли лесом,
собирая по дороге ягоды. Заглянули к лесничихе, попили парного мо-
лочка. И я впервые понял, как замечательно красив северный лес, в
котором я прожил уже три года. Раньше не замечал - и когда через

- 233 -

месяц возвращался с сенокоса вместе с бригадой, в сопровождении
конвоира с винтовкой ("под свечкой") опять стал равнодушен к кра-
сотам природы.
На сенокосе я был царь и бог. Жил в отдельной кабинке, пил
молоко - не такое вкусное, как у лесничихи. Коровы были доходные,
настоящие лагерницы. Некоторые при всем желании не давали и двух
литров в день - меньше, чем коза.
На сенокосе к моим бухгалтерским обязанностям неожиданно до-
бавилась довольно деликатная миссия. Мне позвонили с 15-го и поп-
росили собрать у женщин из бригады косарей подписи в пользу брига-
дирши: на нее завели дело по обвинению... не помню в чем; помню
только, что она была не виновата. Вся бригада с готовностью подт-
вердила это, не хватало только одной подписи.
И тут я впервые столкнулся с явлением, о котором раньше знал
понаслышке. Оказывается, многие из тех, кто пострадал за веру -
чаще всего это были сектанты, - наотрез отказывались ставить свою
подпись под казенными бумагами. Упирались так, будто их понуждали
продать душу дьяволу. Понимаю: в некоторых случаях так оно и было,
но здесь-то, в истории с бригадиршей, дело было чистое. И вот мне
надлежало уговорить упрямую монашку, чтобы она поступилась принци-
пами.
Она, как выяснилось, монашкой не была - но во всех лагерях,
куда я попадал, монашками называли женщин верующих и демонстратив-
но придерживающихся религиозных обрядов. Моя подопечная была из
какой-то неизвестной мне секты. Малообразованная, она не умела
толком просветить меня.
Монашеством в их секте и не пахло. Моему вопросу, разрешались
ли отношения с мужчинами, она удивилась: разрешались, очень даже

- 234 -

разрешались. Она заметно оживилась при воспоминании - нестарая бы-
ла и довольно миловидная. Разговаривал я с ней уважительно и дру-
желюбно; настороженность постепенно ушла, и на второй день наших
собеседований мои доводы подействовали: подписать э т у бумагу
не грех, а наоборот, христианская обязанность. Не дай бог, навесят
новый срок бригадирше! Громко, как иностранке, я прочитал ей - в
который уже раз - текст объяснительной, и "монашка" сдалась, под-
писала. Этой победой я очень гордился - много больше, чем своей
ролью в другом судебном разбирательстве, о котором скоро расскажу.
А пока что упомяну два события, которые нарушили тихую жизнь
15-го за время моего отсутствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144