Но со мной этот номер не прохонже!
А в лагере мы с ним о политике не разговаривали, нас берег
здоровый инстинкт: еще не прошла мода навешивать дополнительные
лагерные срока за болтовню.
Языки развязались много позже, когда я попал в Минлаг: там
уже терять было нечего. Сталина называли не иначе, как "черножо-
пый", "ус" или "гуталинщик". И ничего, проходило. Году в 51-м зап-
ретили получать в посылках чай - чтоб не чифирили. Чай мы все рав-
но добывали, через вольняжек: и переиначив следовательское клише,
смеялись: "Собравшись под видом антисоветских разговоров, занима-
лись чаепитием" (на Лубянке почти во всех протоколах было: "Соб-
равшись под видом чаепития, занимались антисоветскими разговора-
ми").
Минлаг обогатил и мой запас частушек. В бараках, не таясь,
распевали:
Троцкий Ленину сказал:
Пойдем, Ленин, на базар,
Купим лошадь карию,
Накормим пролетарию.

(Вариант:
Ленин Троцкому сказал:
Я мешок муки украл,

- 198 -

Мне кулич, тебе маца -
Ламца-дрица-а-ца-ца!)

А то и такое пели:

Эх, огурчики, да помидорчики,
Сталин Кирова убил в коридорчике!

Почему "органы" не реагировали, не берусь судить; стукачей и
в Минлаге хватало. Возможно, всерьез рассчитывали на то, что мы и
так из зоны никогда не выйдем?..
Мой ерцевский друг Лешка Кадыков в Минлаг не попал, у него
были две легкие статьи. Хотя формулировка одной из них звучала
грозно: "разоружение Красной Армии"; другая была - "незаконное
хранение оружия". Лешкино преступление заключалось в том, что он
нашел в лесу пистолет (в их местах осенью 41-го шли бои). Вместе с
другими пацанами Леха упражнялся в стрельбе по пустым бутылкам;
сосед-энкаведист сообщил, куда следует, и парень получил восемь
лет. Если бы пистолет был немецкий, Лешка отделался бы пятью года-
ми - за незаконное хранение. Но на беду ему попался не "вальтер" и
не "парабеллум", а наш советский ТТ... В 45-м по амнистии Кадыкову
скостили три года и вскоре он вышел на свободу.
Лагерь пошел ему на пользу; как и мне - в смысле общего обра-
зования. Но ему повезло и в узко-профессиональном отношении: в РММ
он трудился под руководством Александра Сергеевича Абрамсона,
крупного специалиста в области моторостроения, и стал классным ав-
томехаником.
Как малосрочника, его в посевную расконвоировали, он работал

- 199 -

трактористом и удивлял окрестных трескоедочек ростом и мощным сло-
жением:
- Парень-то какой большой огромный! - восхищенно окали они.
Алексей Михайлович и сейчас, в эпоху акселератов, заметен в
московской толпе. А тогда, на фоне низкорослых архангельских му-
жичков, смотрелся как Гулливер среди лилипутов.
Абрамсон его ценил: у Лешки и голова была хорошая, и руки.
Этими огромными как окорока ручищами он выполнял самую тонкую ра-
боту. У меня хранится изящная алюминиевая пудреница, которую он
сделал в подарок моей маме - в 47-м году она приезжала на свидание.
А с Абрамсоном они изготовили какой-то не то карбюратор, не
то приспособление, заменяющее карбюратор - и дающее 10 % экономии
бензина. Это изобретение Абрамсон сделал еще в Чехословакии. Он
был "невозвращенцем": поехал в конце тридцатых в заграничную ко-
мандировку и остался в Праге. При немцах он выдавал себя за шведа
и тем спасся. А от своих спастись не удалось - дали десять лет за
измену родине и привезли к нам. С абрамсоновским карбюратором (или
не карбюратором) начальник РММ Шатунов ездил в Москву, демонстри-
руя его преимущества. Уговорил одну московскую газету опробовать
изобретение на редакционной машине; испытания прошли успешно. На-
чальник вернулся в Ерцево счастливый: он, по-моему, верил что им с
Абрамсоном дадут Сталинскую премию.*)
В ожидании премии Александра Сергеевича перевели жить в от-
дельную кабинку и выдали новое х/б обмундирование. А вскоре его
забрали на этап; и срок он кончал в какой-то московской шараге.
Леша Кадыков - уже вольный - видел его там. А изобретению хода не
дали: как объяснил мне Лешка, из-за ревности и интриг академика
Чудакова, "карбюраторного бога"...

- 200 -

Подбирать металлическую стружку и сметать в кучу опилки было
не трудно, однако звание уборщика не вызывало уважения. Может
быть, со временем меня приставили бы в РММ к какому-нибудь стояще-
му делу; но стать слесарем или токарем мне не было на роду написа-
но.
Моим трудоустройством занялась Ира Донцова - до посадки мос-
ковская студентка. На Лубянке она сидела в одной камере с Ниной
Ермаковой и была "наседкой"; об этом я узнал еще на Красной Прес-
не. Подозреваю, что и перевели меня из Кодина в Ерцево для то-
го, чтоб Ира меня "разрабатывала"; Якир-то в Кодине на меня не
стучал. А тут - есть надежда: все-таки землячка, знакома с моей
невестой... Впрочем, не исключено, что они об этом и знать не зна-
ли. Часто мы в своем воображении делаем "органы" куда умнее и ос-
ведомленнее, чем они есть. (Юлик Дунский сказал бы "антропоморфи-
зируем".)
Донцова не оправдала доверия кумовьев. Уже после Ириного ос-
вобождения (срок ей дали божеский, пять лет), ее любовник Марк Ан-
тошевский отозвал меня в сторонку и сообщил:
- Ирка просила сказать: на тебя она не стучала. Так что не
думай.
- Я и не думаю, Марк. Будешь писать, передай ей привет - и
спасибо за все хорошее.
Марк сильно ее любил. Повесил в бараке Ирину фотографию -
красивое лицо, большие светлые глаза, - а ниже, для подсветки,
пристроил лампочку;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144