Этого занятия блатные совершенно не стеснялись, мастурбирова-
ли прилюдно и даже удивлялись, если кто-то из них воздерживался.
Они приставали к Грише Немчикову по прозвищу Заика:
- Гриш, ты же тоже дрочишь, просто стесняешься. Скажи нет?
Грише надоело отнекиваться. Он вытащил член, проделал всю
операцию и сказал:
- Ну, видали? Не стесняюсь я, просто мне не интересно.
К слову сказать, Заика был "полнота", один из самых уважаемых
"законников" - как считалось, последний честный вор. И вдруг, уже
на Инте, мы узнаем, что Гриша, оказывается, давно стучит на своих
оперу. Я даже огорчился: вот тебе и лучший из них!..
С баней - правда, не алексеевской, а в кировском лагере, где
Юлий Дунский отбывал первую половину срока, - связано и такое вос-
поминание. Женскую бригаду возглавляла там молодая красивая татар-
ка Аля Камалова. Была она очень целомудрена и стеснительна: даже в
баню вместе со своими девчатами не ходила. Для неё, как для лучше-
го бригадира, топили отдельно. Об этой ее особенности знал весь
лагерь. И один из блатных побожился, что увидит её голую. Заранее
залез в кадку с теплой водой, затаился, а когда Аля разделась и
приготовилась мыться, вор вынырнул из кадки - как чертик из таба-

- 249 -

керки. От неожиданности и испуга девушка совсем лишилась соображе-
ния: в панике выскочила за дверь и как была голышом помчалась че-
рез всю зону в свой барак.
(В фильме "Затерянный в Сибири" это комическое происшествие
превратилось в драматический эпизод: там блатные пытаются изнаси-
ловать в бане начальницу санчасти).
Блатные публика пакостная, с совершенно опрокинутой моралью.
На штрафняке это стало мне еще понятнее. Хотя здесь они были не
так опасны - очень жесткий режим Алексеевки разгуляться ворью не
давал.
В массе своей они смекалисты, находчивы, и, как я уже упоми-
нал, даже артистичны. Встретив меня, идущего по зоне с котелком
картошки, пожилой аферист Кузьменко мгновенно сориентировался по
офицерскому кителю, который был на мне, и доверительно спросил:
- Товарищ, как военный человек военному человеку - где взяли
картошечку?
Картошечку принесли ребята из-за зоны. А о разговоре этом мне
напомнила реплика Гусмана в Думе: "Владимир Вольфович, как правос-
лавный человек православному человеку..."
Если вор хотел войти в доверие к фраеру, он при знакомстве
выдавал себя за его земляка:
- Ты из Тулы? (Воронежа, Киева, Владивостока и т.д.) И я... Я
на Кирова жил, а ты?
Улицы Кирова, Ленина, Сталина, а также Красноармейские и Ок-
тябрьские имелись во всех городах Союза. А у землячка легче выпро-
сить луковицу из посылки или даже шматок сальца.
О живости воровского ума свидетельствует и их язык. (Опять я
вступаю в спор с латвийским ненавистником фени - см. примечание к

- 250 -

гл. "Церковь").
Почему лезвие безопасной бритвы называется "писка"? Есть на
фене глагол "пописать" - изрезать в кровь. Второе название лезвия
- "мойка". "Пополоскать" - значит обворовать, потихоньку прорезав
карманы. По-моему, тоже очень образно. Наган называется "нагоняй".
Разве плохо?.. Ну, "лохматка, косматка, мерзавка" - о вожделенном
и трудно доступном предмете - это уже послабее. Зато как играет
феня словами! Самоназвание этого народа "жуковатые". Отсюда игри-
вое "жуки-куки", а там уж и "коки-наки" - переиначенная ради смеха
фамилия знаменитого летчика.
Что-то детское есть в воровской дразнилке: "Черти, черти, я
ваш бог: вы с рогами, я без рог". (Напомню: воры - люди, а мы, все
остальные - черти, рогатики). А в страстной божбе "Руби мой хуй на
пятаки!" мне слышится что-то шекспировское. Как и в крике отча-
янья: "Ну что мне делать? Вынуть хуй и заколоться?!."
Этимология некоторых выражений мне не ясна. Про испугавшегося
- независимо от пола - говорили: "А, замынжевала, закыркала!"
Может быть, цыганское? Надо бы проверить... Непонятно, а вырази-
тельно.
Любопытно, что песни которые слагали и пели воры, чаще всего
обходились без фени и мата. Любимый жанр - трагически-романтичес-
кая баллада. Например, про отца прокурора, узнавшем родного сына в
молодом воре, приговоренном с его помощью к расстрелу. Или такая:

Я буду являться к тебе привиденьем,
Я буду тревожить твой сон -
Тогда ты увидишь кровавые раны
И вспомнишь преступный закон.

- 251 -


Одну, услышанную на Алексеевке, приведу полностью:

Луна озарила зеркальные воды,
Где, деточка, гуляли мы вдвоем.
Так тихо и нежно забилось мое сердце -
Ушла, не спросила ни о чем.

Я вор, я злодей, сын преступного мира,
Я вор, меня трудно любить.
Не лучше ль нам, детка, с тобою расстаться,
Друг друга навек позабыть?

Пойми, моя детка, что я ведь не сокол,
Чтоб вечно по воле летать,
Чтоб вечно тебя, моя милая детка,
Ласкать и к груди прижимать.

Гуляй, моя детка, пока я на свободе,
Пока я на воле - я твой.
Тюрьма нас разлучит, Я буду жить в неволе,
Тобой завладеет другой.

Я срок получу и уеду далёко,
Далёко - быть может, навсегда.
Ты будешь жить богато, а может, и счастливо,
А я уж нигде и никогда.


- 252 -

Я пилку возьму и с товарищем верным
Решетку в окошке пропилю,
Пусть светит луна своим продажным светом -
К тебе я, моя детка, убегу.

Но если заметит тюремная стража -
Тогда я, мальчишечка, пропал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144