Поскольку сел Побиск по 58-й, однокамерники переделали это в
"Борец Истребитель Коммунизма". (А когда не дразнили, называли
просто Бориской). Впоследствии я узнал от своего интинского прия-
теля Яшки Хромченко, что Кузнецов был его однодельцем. А еще поз-
же, лет шесть назад, прочел - кажется, в "Правде" - правоверно
советскую статью за подписью Побиск Кузнецов. Дивны дела твои,

- 103 -

Господи! Вряд ли однофамилец и тезка? Кузнецовых полно, но имечко
такое два раза не придумаешь.****)
Дружно не залюбила вся камера другого студента, Феликса Ива-
нова - неприветливого, надменного парня чуть не двух метров
ростом. И когда блатные уговорили его отдать им "по-хорошему" но-
венькое кожаное пальто, никто Феликса не пожалел, никто не засту-
пился - наоборот, позлорадствовали.
Очень нравился нам застенчивый и скромный власовец Володя.
Он совсем отощал за время этапов и следствия, но ничего не просил
- никогда ни у кого. Мы его с удовольствием подкармливали, а он
нам рассказывал про власовскую армию - РОА. (Немцы, считая "Р"
латинским "П", называли Русскую Освободительную "ПОА"). Нам инте-
ресно было; где про такое прочтешь?
Выяснилось, что Володя знает знаменитую солдатскую песенку
"Лили Марлен" - такую немецкую "Катюшу" (не гвардейский миномет,
а "Расцветали яблони и груши"). Он сказал нам и немецкие слова, и
перевод, сделанный каким-то власовским поэтом:
Возле казармы, где речки поворот,
Маленький фонарик горит там у ворот.
Буду ль я с тобой опять
У фонаря вдвоем стоять,
Моя Лили Марлен?..
- А мелодия? - допытывались мы. - Спой, Володя.
Но он категорически отказался. Объяснил смущенно:
- Неудобно как-то... Скажут: доходной, а поет.
Так и не спел. А мы пели, даже сами сочиняли песни - доволь-
но дурацкие.
В камере оказались двое из "Союза Четырех" - Вадим Гусев и

- 104 -

самый младший из четверки Алик Хоменко, очень милый мальчик; его
все называли ласково Хоменок. Двое из нашего дела - М.Левин и
А.Сухов - изложили историю "Союза Четырех" в балладе на мотив
"Серенького козлика":
Жил-был у бабушки умный Хомёнок,
Делал в горшочек, не пачкал пеленок,
Раз повстречался ему Идеолог -
Был разговор между ними недолог:
Надо из фетра сделать погоны,
Гимн сочинить и выпустить боны... - ну, и т.д.
(Идеологом "Союза" следствие назначило Вадима.)
Бабка Хомёночка очень любила.
Вот как! Вот как! Очень любила!
И передачи ему приносила! - горланили мы, а сам Хомёнок
с удовольствием подпевал, заливаясь детским смехом.
Великое дело - ребяческое легкомыслие! Именно оно помогло
большинству из нас перенести и тюрьму, и лагерь без особого ущер-
ба для психики...
По молодости лет мы, отъевшись на передачах, испытывали то,
что в старину называлось "томлением плоти". Я и сам однажды прос-
нулся от громкого гогота: спал я на спине, и оказалось, что вы-
бившись из ширинки тюремных кальсон и прорвавшись через прореху в
жидком бутырском одеяле - так пробивается стебелек через трещину
в асфальте - к потолку тянется мой детородный (в далеком будущем)
член. Но больше всех томились женатики - Сулимов и Гуревич.
Это нашло отражение в непристойных куплетах - переиначенной
солдатской песенки из репертуара Эрнста Буша "О, Сюзанна". (Впро-
чем, и она неоригинальна: пелась на мотив американской "I came
from Alabama".)

- 105 -

Обращаясь к жене, Шурик Гуревич в этих куплетах жаловался:

О, Татьяна!
Вся жизнь полна химер,
И всю ночь торчит бананом
Мой видавший виды хер.

А Володька, вместо "О, Татьяна!" пел "О, Елена" и, в соот-
ветствии с требованиями рифмы вместо "торчит бананом" - "торчит
поленом"...*****)
Не могу умолчать о том, что во время серьезного разговора -
велись на нарах и такие - Володя Сулимов с грустью рассказал нам,
что с героиней этого куплета у него была очная ставка, и Лена
ухитрилась шепнуть ему, что следователь убедил ее стать "насед-
кой", камерной осведомительницей. Потому-то и провела она весь
свой срок в тюрьме, а не в лагере.
Думаю, что не страха ради и не за следовательскую сосиску
(их подкармливали, вызвав будто-бы на допрос) Лена Бубнова согла-
силась на эту роль. Скорее всего сработала знаменитая форму-
ла: "Ведь вы же советский человек?!" А она была очень, очень со-
ветская, я уже писал об этом.
Года два назад "Мемориал" попросил меня провести вечер,
посвященный жертвам репрессий. На этом вечере мне прислали за-
писку: "Знаете ли вы, что ваша Бубнова была на Лубянке наседкой?"
Я знал. Знал даже, что ее и к матери Миши Левина, Ревекке Саулов-
не, подсаживали. Но из уважения к памяти Лениного мужа Володи
соврал: мне об этом ничего не известно.
Я и сейчас не сужу ее слишком строго. Из-за своей подлой
обязанности Лена - дважды жертва репрессий...

- 106 -

Там, в Бутырках, Володька предложил нам сочинить песню на
мелодию из фильма "Иван Никулин, русский матрос". Он ведь работал
помрежем на этой картине и в мальчишеской гордыне своей полагал,
что из-за его ареста фильм не выпустят на экран. Выпустили, ко-
нечно; и хорошая песня "На ветвях израненного тополя" была в свое
время очень популярна. Сулимов насвистел мелодию, она нам понра-
вилась и мы всем колхозом принялись придумывать новые слова. Вот
они:

Песни пели, с песнями дружили все,
Но всегда мечтали об одной -
А слова той песенки сложилися
За Бутырской каменной стеной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144