Однажды в контору заявилась
комиссия: начальник комбината полковник Халеев и с ним еще трое -
все пузатые, все в белых полушубках. Кочур не поднялся со стула,
продолжал писать: он знал, что при входе начальства работающий или
обедающий заключенный может не вставать. Полковник тоже знал это
правило.
Ему нужен был телефон, а аппарат стоял на столе у Кочура. Халеев
перегнулся через стол, позвонил. А когда положил трубку, сказал:
- Все-таки ты хам. Видишь же, что неудобно через стол
тянуться!
- Я заключенный, я не обязан быть вежливым, - холодно ответил
Кочур.
Отойдя, полковник спросил у начальника шахты:
- Это кто ж такой?
- Профессор... Из Киева.
- А как работает?... Хорошо?.. Ну, ладно.
"А мог бы бритвой по глазам..." Нет, это несправедливо. Халеев,
я уже говорил, был не худшим из них. Это мне подтвердил старый
московский журналист Александр Лабезников - он в качестве зека
наблюдал за Халеевым много лет. Разумеется, полковник был такой же
хапуга как все: бесплатная мебель, бесплатные ковры, бесплатные
костюмы, пошитые лагерными портными. Дом, построенный за счет
комбината. В сталинские времена такие Халеевы были удельными
князьями. Ни горкомы, ни горсоветы не смели им перечить. Но наш
интинский Халеев своей властью не слишком злоупотреблял. А когда
времена изменились, сразу отдал свой дом под детский сад.
Этот детский сад Владимир Басов-старший снял в фильме "Случай на
шахте восемь". Там это - дом не слишком положительного начальника
комбината "Северуголь". И Халеев, встретив в Москве Лазебникова,
жаловался:
- Вот ты обо мне написал объективно. А они в каком виде меня
выставили?!.
Честно говорю: мы не его имели в виду. Просто - "типичный характер в
типичных обстоятельствах".
Кочур, выйдя на свободу, выписал к себе жену, симпатичнейшую
Ирину Михайловну. В их квартире нас заинтересовал буфет со
стеклянными дверцами: посуды в нем не было, на всех полках стояли
книги.
Такой буфет мы поместили в комнату Володе Батанину, герою только
что упомянутого "Случая на шахте восемь", нашего первого фильма.
Вообще-то прототипом героя был Шварц с его наивной борьбой за
справедливость, с его непрактичностью и добротой: это он пустил к
себе жить многодетного шахтера, а сам, в ожидании, когда тому
дадут квартиру, переехал к приятелю...
Тут самое время извиниться за то, что я слишком часто упоминаю
фильмы, поставленные по сценариям Дунского и Фрида. Но писать
каждый сценарий нам помогали воспоминания о лагере. Хотя о самом
лагере мы никогда не писали - считали, что приврать можно,
рассказывая о чем угодно, но об этом ни врать, ни говорить
полуправду не хотелось. А когда стало можно рассказать про лагеря
без утайки, мы с Миттой и Коротковым написали "Затерянного в
Сибири" - уже после смерти Юлия. Я убежден, что только лагерный
опыт сделал нас с ним - если сделал - писателями.хх) Лагерное
прошлое - сундучок, из которого, порывшись, мы вытаскивали
характеры, ситуации, куски диалога.
Да и снимались два наших фильма в пост-лагерной Инте. Со
съемками первого связан забавный эпизод.
Мы приехали вместе со съемочной группой, остановились в
гостинице. Но не успели раскрыть чемоданы, как в номер зашел
невзрачный мужичонка и робко сказал:
- Тут ошибочка вышла, вас велено поселить в люкс. Разрешите, я
поднесу чемоданчики.
Я хотел было ответить, что и сами не хилые, донесем - но мой
соавтор, всегда такой вежливый и деликатный, показал знаком: не
спорь!
Мужичок взял чемоданы и вышел, а Юлик объяснил:
- Это же Слинин, начальник лагпункта. Ты что, не узнал?
Я действительно не узнал: без голубой фуражки и погон Слинин
выглядел совсем по-другому. И был теперь директором гостиницы.
- Пускай несет, - сказал Юлик. Мы об этом внукам будем
рассказывать!
Вот я и рассказываю...
После отъезда Миши Левина Юлик стал теребить меня: надо писать! Не
ерундовые стишки, а что-нибудь серьезное. Сценарии, например.
Я согласился без большого энтузиазма. В зоне я так представлял
себе будущее: уеду на вечное поселение в Красноярский край, женюсь
на местной бабенке с коровой (я очень люблю парное молоко), ходить
буду в шляпе и костюме с галстуком, но в сапогах - там, наверно,
грязюка. Устроюсь бухгалтером - какое уж там писательство! Но вот
Красноярский край отпал, бабенка с коровой тоже... Может быть,
попробовать?
Мы начали придумывать сценарий про бабника, который на спор
завел роман с очень достойной женщиной, влюбился сам без памяти -
а тут она узнала о пари и выгнала его... Шло со скрипом, и мы
бросили эту затею. Очень во-время: оказывается, такой сценарий
давно написан и поставлен. Это "Большие маневры" с Жераром
Филиппом.
Взялись за работу попроще, за экранизацию лесковского "Левши". Писали
по вечерам, придя со службы - это вошло потом в привычку. Так и в
Москве потом писали - на ночь глядя, когда все домашние
угомонятся.
С шахты Жора Быстров приносил нам записки от Смелякова.
"Дорогие люди, - писал Ярослав Васильевич, - пока еще не решаюсь
послать вам две главки, написанные без вашего руководящего и
вселяющего бодрость взгляда..." (Мы понимали, что шутит - но все
равно гордились.) "Ах, как мне нужен ваш совет! На расстоянии это
гораздо труднее".
Прошла неделя, и Жора принес нам эти две главки -листки, исписанные
мелким, ни на чей не похожим почерком. Обнаглев, мы стали делать
на полях критические замечания и отправлять обратно, автору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144