Халва - она
сладкая, жирная, тяжелая. Чего еще надо для счастья?
Посылку из дому ждали, как второго пришествия - и некоторым,
в том числе мне, "обламывалось". Съедал я посылку не один, а вмес-
те с Петькой и новым начальником Федей Мануйловым. Якир продолжал
учить меня лагерным правилам хорошего тона:

- 158 -

- Зачем ты ешь хлеб маслом кверху? Переверни, как я. Вкус та-
кой же, а никому не завидно.
У него я пытался выяснить, почему по фене посылка "бердыч".
Может, в честь Бердичева? (Еврейские мамы, как известно, очень за-
ботливы.) Петька не знал.
Обязанности хлебного табельщика были не очень сложны: полу-
чить от бригадира рабочие сведения - листок оберточной бумаги со
списком работяг и процентом выполнения нормы против каждой фамилии
- и начислить питание на завтра.
Разные виды работ вознаграждались по-разному. Скажем, лесоруб
мог заработать три дополнительных, т.е., кроме "гарантийки", шес-
тисот пятидесяти граммов, получить еще 300гр. хлеба и три дополни-
тельные каши - не скажу сейчас, за какой процент выполнения, ка-
жется, за 120. А вот на откатке, где раньше трудился я, такого не
дадут и за двести процентов.
Память у меня тогда была хорошая, все нормы я помнил наизусть
и без труда составлял ведомость, по которой кухня получала нужное
количество продуктов из каптерки. Считать на счетах я не умел, но
насобачился складывать цифры в уме с удивлявшей всех скоростью. Я
и сейчас быстро считаю.
Главную часть работы приходилось делать вечером, когда брига-
ды вернутся в зону. А днем я праздно сидел в конторе, за барьером,
отвечал любопытным на вопросы и наблюдал за лагерной жизнью.
Она была пестрая - как и население лагпункта. Которое дели-
лось по трем признакам: по социальному, по национальному и по по-
ловому. (К этому времени - 45-й год - еще не было строгого разме-
жевания лагпунктов на мужские и женские, в отличие от школ на во-
ле. А когда там вернулись к совместному обучению, нас, наоборот,

- 159 -

отделили от женщин, что сразу же ужесточило нравы).
В социальном плане зеки делились - по горизонтали - на блат-
ных, бытовиков и контриков, а по вертикали - на работяг и придур-
ков.
Придурки - это заключенная администрация, от комендантов и
нарядчиков до дневальных и счетоводов - словом, все, кто сидит в
тепле под крышей. "Придуриваются, будто работать не способны," -
завистливо говорили те, кто вкалывал на общих. Вот откуда малопо-
четное название. Со временем оно утратило первоначальный смысл -
как всякий привычный образ. Ведь не представляем мы себе яму и ло-
пату, когда говорим "встал, как вкопанный".
Кто такие блатные, я уже рассказывал. Бытовиками считались
все осужденные за "бытовые преступления", от насильников и раст-
ратчиков до прогульщиков. (Сейчас уже трудно поверить, что при
Сталине можно было угодить в лагерь на два-три года за обыкновен-
ный прогул, а то и за опоздание.) А контриками (так же и фашиста-
ми) назывались все подпавшие под какой-нибудь из пятнадцати пунк-
тов пятьдесят восьмой. Судили за измену Родине, за террор, за ан-
тисоветскую агитацию, за саботаж, за никому не понятное пособни-
чество иностранному капиталу - не то 3-й, не то 4-й пункт 58-й.
Особенно много было изменников (58-1а и 1б) - думаю, больше поло-
вины списочного состава. Случалось, вся бригада сплошь состояла из
изменников.
- Предатели! - весело кричал бригадир-бытовик. - Получай пай-
ку!
Или просил у другого бригадира:
- Одолжи мне на трелевку двух предателей поздоровше.
Никто всерьез не принимал суровых формулировок УК. Понимали,

- 160 -

что изменники - это побывавшие в плену, агитация - неосторожная
болтовня, а саботаж (58-14) - неудавшийся побег из лагеря. Любо-
пытно, что получив срок по 14-му пункту, блатные автоматически
превращались из социально близких в "политиков" и попадали, как
кур во щи, в особые лагеря для особо опасных. Но об этих лагерях
разговор позже.
Побегов за время моего пребывания на комендантском было два,
причем один из них прямо-таки анекдотический: возвращаясь с работы
в зону, воришка бежал "на рывок", т.е. рванул прямо на глазах у
конвоира в лес. Вохровец стрелял вслед наугад: за деревьями разве
увидишь. Была зима, морозный день. Беглец заблудился, замерз и,
проплутав в лесу целый день, к вечеру прибежал на вахту Хлам Озера
и сдался. Его даже не судили - вернули на комендантский, дали де-
сять суток карцера, и все.
Второй побег был посерьезнее. Бежали с Юрк Ручья, штрафной
командировки; и не блатные, а контрики - один русский, три норвеж-
ца. Русский - вернее, советский поляк - был, говорили, в войну на-
шим разведчиком, работал против немцев в Норвегии. В награду полу-
чил 25 лет за измену Родине. А норвежцы - их у нас было пятеро,
один журналист и четверо рыбаков - попали в лагерь по обвинению в
шпионаже в пользу англичан.
Троих норвежцев, крепких молодых парней, еще не успевших дой-
ти на лагерной пайке, полячок выбрал себе в спутники неспроста: от
Кодина до Норвегии было не так уж и далеко, а границу ему случа-
лось переходить не раз, дело привычное.
Бригада, где работали все четверо, прокладывала в лесу доро-
гу. Водил их на работу один конвоир - с каждым днем все дальше от
лагпункта. Готовились к побегу они солидно. У посылочников выменя-

- 161 -

ли на хлеб сало и еще кое-что из еды и припрятали в придорожных
кустах. А бежали, как и тот воришка, "на рывок".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144