Подольск проехали и в
Москву возвращались с добычей поездом. Неудобство, конечно. Вот
почему мне дали билет в купе, с точно обозначенным местом.**)
А вообще-то, как подумаешь - к чему такие сложности? Позвони-
ли бы по телефону, сказали: "Возьмите сухари, кое-что из белья и
явитесь в такую-то комнату на Лубянку". Явились бы как миленькие,
без звука!.. Но нет, они играли в свои игры: мы, вроде, настоящие
преступники, а они, вроде, настоящие сыщики. Казаки-разбойники!..
Так вот, посадили меня в черную эмку, и мы поехали. Сопровож-
дающие поглядывали на меня с пакостными улыбочками. Могу их по-
нять: такого доверчивого идиота им, видимо, еще не приходилось
арестовывать.***)
- На Лубянку везете? - мрачно спросил я.
- Куда надо, - весело ответили они.
И на этом окончилась моя вольная жизнь. Могу только добавить,
что когда доехали "куда надо", а именно на Малую Лубянку, и машина
остановилась в ожидании, пока откроются железные ворота, - прямо

- 5 -

напротив костела, - я заговорил. (А по дороге молчал, к их разоча-
рованию: наверно, хотели бы, чтоб уговаривал отпустить, уверял,
что это недоразумение - я ни в чем не виноват). Заговорив, сказал:
- Дайте поссать.
Они разрешили, и я с удовольствием пописал на свою первую
тюрьму.


Примечания автора

*) У моего любимого Феллини одно название я украл уже давно:
воспоминания о Каплере и Смелякове, опубликованные в альманахе
"Киносценарии", озаглавлены "Амаркорд-88". С легкими угрызениями
совести краду второе. 58 - это "политическая" статья старого УК, в
которой было полтора десятка пунктов. Наш, восьмой - "террор" -
как раз посередине, на полпути.
**) В военкомате, конечно, знали, что по дороге в часть нас
арестуют. Вот почему, когда я пришел за документами, в комнату
сбежались сотрудники из других отделов. Они смотрели на меня с ин-
тересом; а сейчас мне кажется, что и с жалостью - по крайней мере
один из них, интеллигентного вида еврей капитан.
***) "Здесь Гёте ошибается". Им приводилось арестовывать и не
таких: Юлик Дунский вел себя еще глупей. Когда его привезли на Лу-
бянку и ввели в кабинет, где сидели два подполковника и майор,
один из офицеров сказал:
- Ну, товарищ Дунский, догадываетесь, почему вы здесь?
И он решил, что его как добровольца, да еще знающего немного
немецкий язык, хотят послать в школу, где готовят разведчиков. Он

- 6 -

тонко улыбнулся и ответил:
- Догадываюсь.
- Тогда садитесь и пишите показания о своей антисоветской де-
ятельности.
- Пардон, - сказал Юлик. - Тогда не догадываюсь.
Происходил этот разговор 15-го апреля 1944 г.


II. Г И М Н А З И Я

На тюремном жаргоне тех лет у каждой из московских тюрем была
кличка; Сухановка называлась "монастырь", Большая Лубянка - "гос-
тиница". Ее гордостью были паркетные полы: до революции в этом
высоком здании, огороженном со всех сторон серыми кагебешными гро-
мадами, помещалась гостиница страхового общества "Россия". Остри-
ли: раньше страховое, теперь страховое. А Малую Лубянку, двухэтаж-
ную внутреннюю тюрьму областного НКВД, нарекли "гимназией". Гово-
рят, там когда-то действительно была женская гимназия.
Привезли меня туда ночью и сразу же повели на допрос. В боль-
шом кабинете было четверо чекистов: полковник, подполковник и два
майора. Майоры помалкивали, а старшие вели допрос. Один из них,
благообразный блондин, был серьезен и вежлив, другой, видом пога-
же, время от времени симулировал вспышку праведного гнева и ни с
того ни с сего принимался материть меня. Известная полицейская иг-
ра - "добрый" следователь и "злой". Но я-то с ней познакомился
впервые.
А вообще, ничего особенного в тот раз не произошло. Мне
предъявили бумагу, в которой было сказано, что я участник антисо-

- 7 -

ветской молодежной группы - а про террор, который в нашем деле
стал главным пунктом обвинения, не говорилось ни слова. Фамилии
полковника и подполковника я забыл, майоров почему-то запомнил:
один, черноволосый, с красивым диковатым лицом, был Букуров, а
другой, похожий на артиста Броневого в роли Мюллера, был Волков. С
Букуровым я больше не встречался, а с Волковым беседовал несколько
раз, и об этом расскажу чуть позже.
По окончании допроса меня отвели в бокс - маленькую, примерно
два на полтора, камеру без окон и без мебели. Надзиратель отдал
мне мамины оладьи из сырой картошки, открыл тушонку и банку сгу-
щенного молока. Все это я тут же сожрал, не почувствовав, впрочем,
вкуса, расстелил на полу шинель*) и сразу заснул очень крепким
сном. Разбудил меня, не знаю через сколько времени, пожилой надзи-
ратель - пошевелил сапогом и сказал с неодобрением:
- Пахали, что ли, на них...
И отвел меня в камеру.
О камерах и сокамерниках будет отдельный разговор, а пока что
о следователе Волкове. Похоже, что на Малой Лубянке он был главным
интеллектуалом - тем, что англосаксы называют "mastermind". Не он
ли сочинял сценарии наших дел?
На допросах Волков придерживался роли строгого, но справедли-
вого учителя. Его огорчала малая сообразительность ученика: предс-
тавляете, Фрид не знает даже разницу между филером и провокато-
ром?! Я действительно не знал.
В первый же день я признался: да, мы с ребятами говорили, что
брать плату за обучение - это противоречит конституции. Говорили и
про депутатов Верховного Совета, что они ничего не решают. Но ког-
да я пытался протестовать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144