По ее словам, офицер-энкаведешник первым делом
вынул из ящика и положил на стол, рядом с телефоном, большой чер-
ный пистолет. Затем взял ее паспорт и потребовал объяснить, каким
образом она добыла эту фальшивку. Нора сделала то, что делают все
женщины в затруднительных ситуациях - разрыдалась. Офицер стал
утешать ее: мы знаем этого прохвоста, давно следим за ним... Это
он интересует нас, а не вы. (Врал, конечно. Думаю, что всю эту
провокацию они затеяли для того, чтобы легче завербовать Норку:
она ведь была из нашей компании, а за нами - чего мы не знали -
уже шла слежка. И "ухажер" был, без сомнения, их человеком). Коро-
че, офицер пообещал, что Нора получит настоящий паспорт; а вооб-
ще-то они знают, что у нее хорошая память, большие литературные
способности - так не согласится ли она... и т.д. "Ведь вы советс-
кий человек?" Ей даже дали три дня на размышление - и она решила
размышлять вместе с нами.
Что мы могли посоветовать? Девушке грозила вполне реальная
опасность. Попытка скрыть пребывание в оккупации, подделка паспор-
та - за это могли не только выгнать из ВГИКа, но и посадить. И мы
сказали: соглашайся. Пиши им какую-нибудь чушь, и поподробней,
чтоб они сами от тебя отцепились, поняв, что связались с дурочкой.
Жалуйся на то, что разговариваешь во сне и боишься проболтаться -
ну, и все такое.
Нора так и поступила. Ей действительно сделали новый паспорт;
но уже через несколько месяцев после нашего ареста она бросила
институт и удрала из Москвы в Калининград, бывший Кенигсберг.
Лет шесть назад мы увиделись в Москве. Она стала журналист-
кой, живет и работает там же, в Калининграде. А пришлось ли ей -
тогда, в сорок четвертом - писать что-нибудь про нас, я не спраши-

- 185 -

вал. Да оно и не важно...
Итак, я не удивился и не возмутился, услышав про задание, ко-
торое получил Якир перед отправкой на Юрк Ручей. И больше мы не
разговаривали на эту тему - до встречи в Москве, когда и он, и мы
с Юлием вернулись из лагерей. Шел уже пятьдесят седьмой год. Отоз-
вав Петра в сторонку, я спросил:
- Скажи, они от тебя отвязались?
Он искренне удивился:
- Кто?
- Ну помнишь, ты мне рассказывал... Про Ивана Ивкина... Что
ты у них на крючке.
А он, представьте себе, забыл. Скривился, помрачнел:
- А-а... Да, давно отвязались, давно... Но ты никому не расс-
казывал?
- Нет.
- И не надо.
Я и не рассказывал - пока не началась Петькина диссидентская
активность.
Кое-что нас с Юлием Дунским удивляло и раньше. Подозрительным
казалось, что Якира, с его восьмью классами, после лагеря приняли
в институт - Историко-Архивный, живший под покровительством "орга-
нов". Странно было, что у Петькиных сподвижников случаются непри-
ятности, а с ним все в порядке. Слышали мы и такую историю: группа
диссидентов шла под его предводительством на Красную Площадь про-
тестовать, не скажу сейчас, против чего; а Якир в последнюю минуту
вспомнил, что ему надо зайти на почту, дать телеграмму в Киев -
чтоб и там устроили демонстрацию протеста. И всех протестантов,
кроме Петьки, на площади арестовали...

- 186 -

Много чего слышали. Но все равно, из какой-то нелепой, может
быть, лойяльности, мы, предупреждая близких людей, не говорили
прямо: "Якир стукач", а остерегали: "Он у них под таким ярким про-
жектором, что лучше держаться подальше - а то ведь можно попасть в
непонятное и непромокаемое".
Только Мише Левину и Нинке Гинзбург, в девичестве Ермаковой,
мы объяснили все прямым текстом, без эвфемизмов - потому что очень
уж настойчиво Петька стал вымогать подписи у Мишиного тестя акаде-
мика Леонтовича и Нининого мужа академика Гинзбурга.
Были у нас кое-какие сведения и о неблаговидной роли, которую
Якир играл во время воркутинской забастовки зеков (лагерный срок
он кончал на Воркуте). Но об этом мы молчали: все-таки слухи и
умозаключения недоказательны - не то, что наш с Петькой разговор
на комендантском. А из него я помню каждое слово и "готов дать
правдивые показания". Только это никому уже не нужно: Якира давно
нет в живых; забыто уже и его поведение на процессе - позорное с
точки зрения тех, кто не знал истинного положения дел, и естест-
венное в глазах тех, кто знает.
Интеллигентам свойственно искать и находить оправдание не
только собственным слабостям, но и слабостям своих политических
кумиров. Некоторые и сейчас верят версии, придуманной во время су-
да над Якиром и Красиным: Петр Ионович честный и отважный борец с
режимом, но, к сожалению, алкоголик, больной человек. Следствие
пользовалось этим, Якира мучили, не давая водки, и вымогали приз-
нания в обмен на 200 граммов.
Но другие, в том числе Ильюша Габай, прелестный парень, идеа-
лист в лучшем значении слова, поняли все, как надо. Я предполагал,
а теперь и его друзья подтвердили, что и покончил с собой Илья

- 187 -

из-за жестокого разочарования в идейном вожде. Ну, не только из-за
этого: были, говорят, и другие причины.
Меньше всего я хочу, чтобы создалось впечатление, будто Петр
Якир был просто-напросто стукачом, заурядным сексотом. Уверен, что
он искренне разделял диссидентские идеи и страстно желал крушения
советской системы. Но судьба связала его с "органами" и он пошел
по пути всех знаменитых провокаторов прошлого - таких, как Азеф,
таких, как Малиновский. Он работал и на кагебешных своих хозяев, и
на дело революции (диссидентское движение кто-то неглупый назвал
"ползучей революцией").
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144