Алексей написал Варе письмо, а
гонцу дал устную инструкцию. Пойти по такому-то адресу. Если дверь
откроет она сама - отдать письмо. Если не она - извиниться и уйти.
Дверь открыла Варя.
Через неделю, ничего не сказав домашним, она сбежала в Инту.
Сбежала от родителей и мужа в чем была - зимних вещей не взяла,
чтоб не вызвать подозрений, и к Алеше приехала в летних туфельках.
Жили они очень счастливо и вскоре родили дочку Мариху. Я помню,
как она, двухгодовалая, требовала: "Не гиви Мариха, гиви
Маришенька". Мы часто заходили в их интинское жилище, крохотную
комнату, оклеенную изнутри - и стены, и потолок - красивыми обоями
будто внутренность сундучка. Много лет спустя, бывали у них и в
Москве.х) Но в тот первый вечер никто из нас о Москве не
помышлял. Мы с Юликом - как бы это сказать? - готовились к
вечности.
На следующее утро в комендатуре каждому из нас выдали "справку
спецпоселенца", взяв предварительно подписку: нам объявлено, что
за попытку самовольно покинуть места вечного поселения полагается
20 лет каторги. Каторги, вроде бы, уже не существовало - но
предупреждение звучало грозно. Мы и не рыпались - поначалу...
Стали жить бесплатными квартирантами у Никулина. Спали вдвоем на
деревянной кровати, которую заботливый Васька заранее выменял для
нас за литр водки у начальника поверхности Багринцева.
Работа для нас нашлась быстро. Я пошел бухгалтером в ремцех, Юлик -
рабочим ОТК на шахту 11/12. Там ему приходилось спускаться под
землю и карабкаться по горным выработкам - карабкаться, потому что
пласты на той шахте были крутопадающие. Но на здоровье он тогда не
жаловался и даже говорил, что это лучше, чем корпеть целый день
над бумагами. Правда, приходилось и ему делать канцелярскую
работу: он оформлял документы на отгрузку угля в разные концы
страны.
Жизнь в Васькином доме была шумная и довольно беспокойная.
Приходила его любовница, веселая дружелюбная бабенка с пятилетней
дочкой Валей, приходили его дружки с женами и подругами. Один из
них, слесарь Лешка Барков, настойчиво пропагандировал изобретенный
им напиток. В граненый стакан - а пили в Инте исключительно
стаканами - наливалось на два пальца пива. Потом через чистый
носовой платок по стенке осторожно спускалась такая же порция
плодоягодного вина - по-местному, "подло-выгодного", Оставшийся
объем заполнялся, также через платок, водкой или спиртом-
ректификатом. Эту гремучую смесь изобретатель называл "хоккей
Инта" - трудное слово коктейль ему не давалось. Три слоя не
смешивались и на просвет смотрелись, как триколор какой-нибудь
южно-американской республики. И выпивались очень легко, залпом:
водка, вино и напоследок - пиво.Ощущение, будто выпил стакан пива.
Но, как известно, ощущения нас обманывают.
Юлик после первой же пробы убедился в этом. Он глотал стакан за
стаканом, чтоб не отстать от компании - а надо было идти на работу
в ночную смену Оделся, пошел.
- Видали твоего кирюху. Хорош, - сообщили мне утром
вернувшиеся со смены шахтеры.
Куда Юлик отправил в ту ночь пять вагонов угля, он вспомнить не
мог до конца жизни. Возможно, они и по сей день блуждают по
России, тычутся по разным адресам...
В нашем жилище время от времени появлялись новые простыни и
наволочки - чистые, но явно не из магазина. Тайну их происхождения
я узнал случайно. Мы с Васькой ехали поздно вечером на
воробьевской пролетке. Вдруг он натянул вожжи, сунул их мне и,
соскочив с козел, нырнул в темень. Прямо как в о.генриевском
рассказе про ограбление поезда:"Полковник, подержите лошадей".
Поезда Васька не грабил; он был, оказывается, "голубятником" - так
называются воры, крадущие белье, вывешенное для просушки. В тот
раз его добычей стал небольшой ковер.
Мораль читать нашему гостеприимному хозяину мы не стали, хотя и
призадумались, не съехать ли нам с квартиры. Мы принимали его
таким, как есть. А товарищем он был надежным. И по-своему тонким
человеком - подчеркиваю: по-своему. Расскажу, чем кончилась
история с краденым кобелем.
По настоянию Васькиной любовницы его переселили в конуру возле
дома. Характер его от этого не улучшился: пес сохранил ненависть
ко всем, на ком не было красных погон. Выскакивал из будки и молча
кидался на прохожих; спасибо, цепь была крепкая...Васька очень им
гордился.
Но один из напуганных вернулся с длинным дрыном и, не подходя
близко, жестоко избил собаку. Бил так долго, что "сломал" ее - как
ломают хищников жестокие дрессировщики. И кобель перестал кидаться
на людей; теперь при виде любого прохожего он с жалобным воем
залезал в свою конуру. Из свирепого сильного зверя превратился в
"тварь дрожащую"... Этого Никулин вынести не мог. Взял топор и
зарубил своего любимца - из тех же соображений, что и Вождь,
убивший Мак-Мерфи, героя "Гнезда кукушки".
Много лет спустя, когда мы жили уже в Москве, из Инты нам написали:
Никулин снова сел - за драку, ненадолго. Мы отправили ему в лагерь
посылку и велели: будешь ехать через Москву - приходи к нам! В
ответном письме он поблагодарил за бердыч, а от приглашения
отказался. Написал:"Увидимся на вокзале" - считал, что в нашей
новой жизни он нам не компания. Зря считал, нашим московским
друзьям он бы понравился... Так и не увиделись.
В 54 году подошли к концу срока у очень многих. А многие и не
досидели "до звонка" - их выпустили микояновские тройки.хх)
Минлага бериевская амнистия 53-го года почти не коснулась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144