перитонит, как у Пушкина.
Сделать ничего нельзя.
Пес лежал на холодном полу, забившись под кровать и молча
страдал. Мы попытались выманить его, чтоб уложить поудобнее, но он
не отзывался. Тогда я вспомнил, что его любимым занятием было
ходить со мною за водой к колонке: ради этого похода Робин бросал
все дела. Я взял пустые ведра, звякнул ими - и бедняга выполз из-
под кровати на передних лапах: задние уже не действовали. Мы
обласкали его, переложили на тюфячок и дали спокойно умереть. И
отомстить-то за него нельзя было: не бить же тринадцатилетнего
гаденыша?
Робина похоронили в тундре, но Жора Быстров на этом не успокоился.
Проколол гвоздем полу полушубка и явился в милицию:
- Прошу положить конец безобразию. Я шел по поселку Угольный и
вдруг "Бах! Бах!". Это соседский мальчишка по собакам стреляет. И
пять дробин в меня попали - видите? А если б чуть выше?
Сработало: у родителей убийцы конфисковали ружье.
Коней того лета принес нам всем много огорчений. Под суд попал Леша
брысь. К его земляку, вполне безобидному парню, прицепился по
пьянке начальник кондвора, майор. Началась драка. Брысь кинулся
разнимать и сильно толкнул майора, а тот, падая, стукнулся головой
об угол дома и умер. О чем, надо сказать, никто не пожалел, а
вдова так даже вздохнула с облегчением: покойный буянил, бил ее,
вынес из дому все, что было, и пропил. Его и хоронили в казенных
резиновых сапогах; свои хромовые давно пропил.
Но убийство есть убийство. Случись оно тремя годами раньше,
ребятам пришлось бы несладко. Пьяница не пьяница, а советский
офицер. А те кто? Бандеровцы... И намотали бы обоим срок на всю
катушку по статье 58 пункт 8 -террор. Но времена уже были не те.
Их судили за убийство по неосторожности. Брыся оправдали, а
земляку, который взял всю вину на себя, дали минимальный срок.
Народным заседателем на процессе была наша общая приятельница Аня
Ершова; это тоже сыграло какую-то роль.
За доктором Ершовой одно время ухаживали трое: Свет Михайлов,
Юлик и я. Я бы даже женился на ней, но она очень уж явно
предпочитала мне Юлика. Бывало, возвращаясь втроем из гостей, от
Шварцев, мы проходили мимо ее подъезда.
- Юлик, покурим? - вдруг предлагала Аня. И они поднимались
наверх курить, а я, некурящий, шел домой. Когда Юлик - поздно
ночью - возвращался, от него пахло Анькиной "Белой сиренью". Были
такие духи...
А оправданный с ее помощью Алексей Семенович Брысь вернулся-
таки на ридну Львивщину - но не сразу, а только в этом году. Сорок
лет он отработал вольнонаемным на шахтат Инты и Воркуты. Закончил
заочно горный институт, стал классным горным инженером. Но
бандеровское прошлое мешало Леше сделать карьеру, достойную его
способностей и его энергии. Только-только поднимется на несколько
ступенек по служебной лестнице - бац! И вниз... За этим следило
недреманное чекистское око. На Севере он не поднялся выше
должности начальника участка. А на юге, в родных краях, он теперь
герой. Воевал юный Брысь только против немцев (против наших не
успел), так что даже украинские наследники КГБ особых претензий к
нему не имеют. А львовская газета посвященную ему Леше статью
озаглавила - "Лыцарь".
Лыцарю сейчас семьдесят три года, а больше пятидесяти пяти не дашь.
Север консервирует?.. Чего ж меня не законсервировал?
Никогда не забуду, как Брысь, придя с ночной смены и узнав о смерти
Юлика - ему позвонил из Ленинграда Миша Шварц - помчался в
воркутинский аэропорт, чтобы поспеть на поминки...
А первые поминки, на которых присутствовали мы с Юлием, были в
инте.
Умер отец Михаила Александровича Шварца. Он гостил у сына; в
последний вечер перед отъездом в Ленинград поругался из-за какой-
то ерунды с Мишиной женой Галей, разволновался и поехал на
станцию, запретив провожать себя. А наутро разнесся слух: на
Предшахтной старого еврея удавили галстуком.
Его не удавили: случился сердечный приступ. Старый Шварц
попытался ослабить узел галстука, но не сумел.
Мишу это несчастье просто раздавило. Он плакал, винил себя, не
способен был ни на какое разумное действие. В морг за покойником
отрядили меня.
Гроб поставили в кузов грузовика. Водитель попался очень
жизнерадостный. Всю дорогу он пел мне арии из опереток, а заметив
на обочине голосующих, охотно притормозил. Это были две школьницы;
они радостно полезли в кузов - и с визгом выкатились обратно,
увидев гроб.
Шоферюгу это еще больше развеселило. Он рассказал, что недавно вез
хоронить шахтера с девятой шахты. Приехали на кладбище, а гроб
пустой: машину так кидало на ухабах, что покойник вывалился за
борт. Зимой в Инте темнеет рано; включили полный свет и медленно
поехали назад, светя фарами. Пропажа нашлась, конечно.
(Не к месту будь замечено: на кладбище почему-то часто
возникают комические ситуации. В московском крематории, когда мы с
Юликом принесли урну с прахом его матери Минны Соломоновны,
ведающая этими делами дама распорядилась: "Сережа! Захорони
товарищей!")
Старого Шварца мы похоронили без всяких осложнений. НоМиша к концу
дня совсем рассыпался на куски. И тогда его помощник капитан
Христенко настоял на том, чтоб устроить поминки. Это был тот самый
капитан Христенко, которому принадлежит фраза, вошедшая у нас в
пословицу: "Логику они пришлют потом". Он был умный мужик; вовремя
слинял из органов и пошел работать к Шварцу в плановый отдел
Комбината.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144