Продавали третью декаду хлебной карточ-
ки, чтобы купить что нибудь из жратвы - сейчас. А что будет в кон-
це месяца - так до этого надо еще дожить!.. Отоваривали поддельные
талоны, которые мастерски изготовляли ребята мультипликаторы - за
это нам полагалась половина добычи. Этой деятельностью я занимался
так активно, что три раза попадал в милицию - по счастью, в разные

- 181 -

отделения, так что рецидивистом у них не числился. Но оказалось,
что в НКВД, куда меня пригласили под каким-то невинным предлогом,
обо всех этих приводах знали. И начали, как водится, с угроз: из
комсомола выгонят, из института исключат, возможно, и судить бу-
дем! Потом перешли на доверительный тон. Вы же советский человек?
Ничего плохого от вас мы не потребуем - напишите объективные ха-
рактеристики на студентов, которые нас интересуют, и только.
Меня продержали там до ночи, то пугая, то уговаривая - и я
дрогнул, подписал согласие давать информацию. "Псевдонимом" взял
фамилию матери - Высоцкий.
Они сразу стали милы и доброжелательны, заверили: если опять
попадетесь с поддельными карточками - ничего страшного, сразу зво-
ните из милиции вот по этому номеру... И, сами понимаете, не надо
разглашать.
Я вернулся в общежитие и немедленно разгласил - рассказал
Юлику Дунскому. Три дня я не мог ни спать, не есть. Сразу похудел
так, что все испугались: что с тобой? Потом уже я узнал, что есть
такой медицинский термин - "катастрофическая кахексия", истощение
на почве переживаний.
Мне велено было написать характеристики на однокурсника Мишку
Мелкумова, на студента режиссерского факультета Ярика Лапшина и на
старшекурсника Лазаря Каца. (Мелкумов сейчас в Ташкенте, засл. де-
ят. иск. Кара-Калпакской АССР; Ярополк Лапшин в Екатеринбурге, на-
родный артист РСФСР; а Кац стал прозаиком Лазарем Карелиным и сек-
ретарем Союза Писателей).
Каждую характеристику я отдавал на явочной квартире энкаве-
дешнику по фамилии Филиппов, крепенькому, невысокому, со сплошным
рядом золотых зубов - наверно, был из оперативников. При первой же

- 182 -

встрече он заложил своего коллегу, капитана Ханина. Ханин, очень
импозантный господин, ходил во ВГИК смотреть трофейные фильмы, вы-
давая себя за представителя цензуры.
- Да нет, врет. Работник нашего отдела, - сказал Филиппов.
Он слегка робел перед моей интеллигентностью (очки, киноинс-
титут), был вежлив и дружелюбен - но выражал сожаление, что в моих
писаньях только общие рассуждения, а фактов нет.
Не знаю, как оно обернулось бы дальше, но бог помог: это было
в сентябре 1943 года, а уже в конце октября мы реэвакуировались -
ВГИК вернулся в Москву. Я боялся, что меня по эстафете передадут
московским чекистам, но этого не случилось, и мы с Юликом вздохну-
ли с облегчением.
В лагере меня не пробовали вербовать, а после делали две по-
пытки. Первый раз разговор происходил в Инте, в комендатуре, вто-
рой - в Москве, на улице Горького, в знаменитом передвинутом доме,
где до войны жил Леша Сухов. Одна из квартир на первом этаже зна-
чилась как "Помещение N..." - не помню, какой. Но к этому времени
я знал, как надо разговаривать в подобных случаях. Не дерзил, не
грубил и даже уверял, что не считаю их работу чем-то низким. И ес-
ли бы мне случилось носить голубые погоны, служил бы добросовест-
но. Но в данных обстоятельствах...
- Вы же сами будете презирать меня. Будете думать: только что
из лагеря, струсил, боится, что опять посадят.
- Почему же? Не будем думать!
- Будете, будете, - мягко настаивал я.
И в конце концов, уже поняв, что толку не будет, оба раза они
завершали разговор до смешного одинаково:
- Ну, ладно. Но если б вы узнали, что кто-то хочет взорвать

- 183 -

(не помню, что в Москве; в Инте это была электростанция)...?
- Рассказал бы сразу. Сам прибежал бы!
На том и расставались - я довольный собой, а они, по-моему,
не очень.
Могу рассказать и другой случай, уже не ко мне относящийся.
В сорок четвертом году, незадолго до нашего ареста, у меня на
квартире в Столешниковом жила первокурсница Нора Грошева. Во ВГИК
она поступила с моей помощью - потому что были осложняющие обстоя-
тельства.
В начале войны Нора побывала на оккупированной территории и
успела закончить только восемь классов. В справке, выданной вместо
аттестата, она неискусно переправила восьмерку на десятку и с этой
липовой бумажкой хотела поступить в наш институт. Девочка она была
способная, ее повесть о жизни под оккупацией нам с Юликом очень
понравилась: об таком никто и нигде еще не писал. И мы попросили
тех же умельцев-мультипликаторов изготовить ей красивую полноцен-
ную справку - штамп, печать, подписи и все прочее.
Это было сделано, Норка поступила на сценарный факультет и
прониклась к нам с Юликом благодарностью и доверием.
Поэтому именно к нам прибежала она в феврале сорок четверто-
го, испуганная и растерянная. Ей нужен был совет. Оказалось, что
она, вдохновленная удачей с поддельной справкой, решила избавиться
от немецкого штампа "Stadtkommandantur" в паспорте: афишировать
пребывание на оккупированной территории было совершенно ни к чему.
И тогда один из Норкиных ухажеров предложил ей "потерять" паспорт;
а взамен он брался устроить ей новый, без штампа. И устроил -
только вместо подписи начальника 50-го отделения милиции там стоя-
ла почему-то подпись самого ухажера. Не прошло и недели, как Нору

- 184 -

вызвали на Лубянку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144