Он молчал, и его руки в перчатках беспокойно дергались в складках
балахона.
- Слушай, Опарр, - сказала я. - Ты слуга Вазкора, но я тоже предана
ему - уж это-то ты видел. Мы должны действовать совместно, мы трое, иначе
замыслы твоего господина ни к чему не приведут. Беседа, которую я только
что имела, могла бы пройти лучше, если бы ты заранее предупредил меня о
том, что скажет Джавховор. А теперь извести Вазкора и спроси его, что я
должна ответить и что я должна делать.
Какой-то миг Опарр стоял молча, а затем низко поклонился,
пробормотал: "Богиня", и вышел.
Во мне теплилась надежда, что Вазкор придет самолично, но он не
пришел. Это ведь, в конце концов, было бы глупо. Вместо него ко мне в
полночь прокрался Опарр, как раз когда женщины готовили мне постель.
- Ну? - спросила я его.
- Да, богиня, - сказал он.
- Да? Что ты имеешь в виду?
- На все, о чем просили, ответ должен быть "ДА".
Я так и догадалась, но это разъярило меня. Как всегда, меня покупали
и продавали. Использовав всю силу своей ненависти, я ударила Опарра по
голове и шее. Он зашатался и упал. Некоторое время он лежал на полу,
стеная от боли и несправедливости.
- Убирайся, пока я тебя не убила, - приказала я, и он убежал.
Женщины в страхе попятились от меня. Ненависть из моих глаз ударила,
как копье, по высокой черной вазе, которая мгновенно разбилась вдребезги.
- Вон! - крикнула я женщинам, и те с радостью удрали.
Я лежала в прохладной темноте. И думала. "УЙДУ. СЕГОДНЯ НОЧЬЮ Я УБЕГУ
В ПУСТЫНЮ".
Я грезила об этом, о коне, летящем подо мной по безлунным просторам.
Но за мной гнался другой конь, черный и более сильный, чем мой. И Вазкор
схватил мои поводья и остановил меня, и я поняла, что рада этому. Рада,
что не сбежала от него. Так оно и было.

Мой ответ отправился к Джавховору вместе с золотым перстнем с
печаткой. В Городе очень обрадовались. Прошло пять дней, дней
предполагаемого очищения моего жениха. На шестой женщины принесли мне
подвенечное платье - из черного бархата, так густо расшитого золотой
нитью, изображавшей феникса, что оно сидело у меня на теле жестко, как
латы. Свадьба была странной. В назначенное время я вошла в огромный зал
храма, впереди меня шли девушки и рассыпали лепестки тепличных зимних роз,
белых, как снег. Я сидела на высоком троне, а Опарр, выглядевший более
крупным и впечатляющим в своем церемониальном облачении, возглавлял
хоровые песнопения моему величию. Наконец, формальный вопрос - возьму ли я
себе в мужья какого-то человека? И формальный ответ: да, им будет, как и
подобает, Верховный владыка.
Элегантный, прекрасный мальчик, который должен был стать моим
супругом, вышел вперед, безликий, одетый в черно-золотое. Казалось
недопустимым вовлекать его в этот обман. Он был одновременно и слишком
невинным, и слишком знающим, чтобы втягивать его в такое. Однако он
опустился передо мной на колени и произнес ясным холодным голосом все
хвалы и обещания, какие полагалось произнести. После чего я подняла его с
колен и стояла с ним рука об руку, и с любопытством обнаружила, что он,
при всей его стройности, намного массивней меня; ибо он показался мне
таким молодым, что я ожидала, будто придется стоять рука об руку с не по
годам развитым ребенком. Снова песнопения, а затем мы вместе покинули мою
тюрьму тьмы, отправляясь, как мне представлялось, в другую, очередную
тюрьму.
Мы ехали по заснеженным, запруженным народом шумным улицам стоя,
по-прежнему держась за руки, на большой золотой колеснице, влекомой
шестеркой вороных кобыл. Позади и впереди колесницы маршировали гвардейцы,
а девы пели и бросали на снег разноцветные лепестки. Стоял лютый холод, а
поездка вышла долгой. Иной раз благодаря нашей близости на колеснице я
чувствовала дрожь моего спутника, легкий беспомощный спазм, неподвластный
даже его самообладанию. Его рука легко лежала в моей, тонкая длиннопалая
рука поэта или музыканта.
Мы достигли дворца, еще одной из огромных, многоярусных черных башен
Эзланна. Внутри выложенные мозаикой полы, золотые гроздья светильников,
теплый сквозняк от горячих труб, проходивших в стенах и под плитками пола.
Еще час мы сидели на тронах, пока мимо тянулась бесконечная цепь
аристократов, слагавших к нашим ногам бесценные побрякушки.
Было сумрачно, и горели светильники. Мы остались наедине в округлой
комнате с двадцатью узкими окнами, выходившими на Эзланн. Джавховор снял
маску, которую он, казалось, не любил носить, и впервые заговорил со мной
в тот день, если не считать его взываний у моих ног в храме, которые
вообще адресовались не мне.
- Ну, значит, с этим закончено, богиня. Наконец-то. Я даю тебе десять
женщин - надеюсь, этого хватит; если нет, тебе нужно лишь сказать. Они
явятся, как только ты нажмешь вон на тот резной цветок. Принесут любые
прохладительные напитки, какие тебе потребуются, приготовят тебе спальню и
будут постоянно прислуживать тебе. Дворец твой, можешь гулять в нем, где
хочешь. Естественно, ты пожелаешь время от времени присутствовать в храме.
Я дам тебе надлежащий эскорт всякий раз, когда понадобится.
Держался он, как всегда, очень вежливо, но голос у него теперь был
чересчур холодным.
- А мои супружеские обязанности? - осведомилась я.
- Никаких, - ответил он. - Ты для меня в первую очередь богиня, а
лишь потом жена, и я помню об этом. Это для меня большая честь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176