эти sancti sanctissimi
[152] Святые из святых (ла
т.).
, говорил он, любят, в дополнение к хвалам и лести, воскурение перед н
ими фимиама.
Не щадя Ливана и мирра перед Саломеей, он успел затронуть и ее самолюбие н
астолько, что получил дозволение посещать ее.
Ц Я надеюсь, Ц сказал он как будто шутя, Ц что вы здесь не в отшельничес
тве и не под присмотром.
Когда Чаров вышел, Саломея задумалась.
«В самом деле, какую глупую роль буду я играть у этого отвратительного ст
арика!… За угол и за кусок хлеба терпеть смертельную скуку, прослыть его л
юбовницей… Никогда!… Слыть и быть для меня все равно, а если слыть, так луч
ше…»
Саломея не договорила, гордость ее не могла вынести сознания и самой себ
е. Ей, однако же, нравились это великолепие и пышность, посреди которых Пла
тон Васильевич так неожиданно поместил ее как божество; ей по сердцу был
и угодливость и предупредительность, которыми он ее окружал; ей не учить
ся было повелевать, но она не испытывала еще такого уважения к себе даже в
собственном доме, и чувствовала, что полной самовластной госпожой, можно
быть не у себя в доме, а в доме влюбленного старика. Самому себе часто отка
зываешь по расчетам, по скупости, а влюбленный старик отгадывает, предуп
реждает желания, не щадит ничего, чтоб боготворимая забыла страшный недо
статок его Ц старость.
Когда Платон Васильевич, собравшись с силами, явился перед Саломеей, она
очень благосклонно изъявила ему благодарность за внимание.
Ц Я, однако ж, желала бы знать, Ц прибавила она, Ц что такое я в вашем доме
?
Этот вопрос совершенно смутил и испугал Платона Васильевича.
Ц Боже мой, Ц отвечал он, Ц вы всё!… Не откажитесь только располагать вс
ем, как своею собственностью…
Ц Я на это не имею никакого права, Ц произнесла Саломея с беспощадною х
олодностью, но довольная в душе готовностью старика повергнуть к ее нога
м не только все свое достояние, но и себя.
Ц О, если б я смел предложить это право!… Ц проговорил он, дрожа всем тело
м…
Какое-то чувство боязни заставило Саломею отклонить объяснение, в чем с
остоит это право.
Как рак на мели, Платон Васильевич приподнимал то ту, то другую руку, расст
авлял пальцы, раскрывал рот, желая что-то произнести, но Саломея давно уже
говорила о погоде.
Получив дозволение обедать вместе с ней, Платон Васильевич как будто ожи
л силами, помолодел: Саломея была так ласкова к нему.
В продолжение нескольких дней она не повторяла нерешенного вопроса. Каз
алось, довольная своим положением, она боялась изменить его. Но это была н
ерешительность, какое-то тайное затруднение, которое Саломея старалась
опровергнуть необходимостью упрочить свою будущность и получить снова
какое-нибудь значение в свете.
«Мне уже не быть Саломеей, не идти к отцу и матери с раскаянием», Ц думала
она, когда Платон Васильевич, долго не зная, как в дополнение всех ее потре
бностей предложить деньги, наконец, решился начать с изъявления надежды
, что она будет смотреть на него, как на родного, и, верно, не откажет принять
на себя вполне все распоряжения в доме и деньги на все необходимые расхо
ды и на собственные ее потребности.
Ц Я вам еще раз повторяю, Ц сказала она, взглянув с улыбкой на старика,
Ц что мне странно кажется мое положение в вашем доме, а еще страннее пока
жется, может быть, другим.
Ц Вы полная хозяйка… Ц произнес ободренный ласковым голосом Саломеи П
латон Васильевич, целуя руку, Ц осчастливьте меня… принять это названи
е.
Ц Мне должно подумать об этом, Ц сказала Саломея, закрыв лицо рукою и пр
ислонясь на ручку кресел..
Платон Васильевич стоял перед ней, сложив на груди руки и с трепетом ожид
ая решения.
Ц Я согласна, Ц проговорила она, наконец, так тихо, что во всякое другое в
ремя Платон Васильевич опросил бы: «Что вы изволили сказать?» Но в эту мин
уту все чувства его были напряжены до степени цветущего своего состояни
я, в возрасте сил и здоровья, когда глаз видит душку на другом к
раю моря, ухо слышит все, что она мыслит, осязание воспламеняет всю кровь о
т прикосновения воздуха, который несет струю ее дыхания, вкус не знает ни
чего в мире слаще поцелуя любви.
Платон Васильевич припал перед нею на колени, взял ее руку, и в нем достало
еще сил поцеловать эту руку и не умереть.
На другой день из всех магазинов Кузнецкого моста везли разной величины
картонки в дом Платона Васильевича. Какие-то, к чему-то огромные приготов
ления подняли всех в доме на ноги. Платона Васильевича узнать нельзя. Он с
ам то из дому в магазины, то из магазинов домой, с пакетом под мышкой, прямо
в уборную Эрнестины Петровны; поцелует у ней ручку и подаст свою покупку.

Ц Merci, Ц отвечает она ему каждый раз; потом позвонит в колокольчик, войдет
Жюли или Барб: Ц послать за Лебур, послать к Матиасу, послать за Фульдом!…

И вот в один вечер сидит Саломея перед трюмо. Парикмахер убирает ей голов
у, накладывает чудный венок из fleurs-d'orange
[153] Померанцевых цветов (франц.).
, в каждом цветке огромный брильянт, накалывает роскошный серебрис
тый блондовый вуаль…
Любуясь на себя в зеркало, Саломея сама вдевает в ухо серьгу, такую блестя
щую, что, кажется, искры обожгут, а лучи исколют ей руки.

Часть девятая

I

Кому любопытно знать дальнейшие приключения бедного Прохора Васильеви
ча, Авдотьи Селифонтовны и Лукерьи Яковлевны, тому предстоит читать след
ующее:
Вы помните, что случилось с Авдотьей Селифонтовной? На другой день, чем св
ет, снова послышался визг Авдотьи Селифонтовны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223