Рамирский, как будто еще не кончив думы, долго смотрел на бархатный переп
лет лежащего перед ним альбома, но, наконец, взял его и стал почти без всяк
ого внимания перевертывать листы, исписанные пошлыми стихами и изрисов
анные неопытной кистью. Вдруг внимание его остановилось на заглавии: «Мо
ре». Это словно напомнило ему цветущую его юность и любимую стихию. Он чит
ал:
«Как же мне описать вам море? Может быть, и лучше, что вы его не знаете. Пойми
те море чувств в душе женщины и смотрите на него: то нежное, то страстное, т
о коварно-тихое, то бурно-прекрасное, неистощимое в любви и дарах, необуз
данное в гневе, нескончаемое в обольщениях, невообразимое в разнообрази
и, всегда одно, но как будто не то же, всегда ненаглядное, увлекающее.
В тихий жаркий полдень, когда нет ни малейшего колебания в воздухе, когда
нет ни одного облачка в лазурном эфире, оно смотрит на вас такими небесно-
голубыми нежными очами, что вы бы пожелали утонуть в его взоре!…
Но в бурную осеннюю ночь, когда взыграют волны над глубиной его, когда сре
ди мрака горят они фосфорическим светом, когда при блеске молнии черная
влага клокочет, бушует, дробится, о! тогда каждый вал его Ц могила, каждый
стон Ц голос смерти.
Минует гроза, прояснится светлое утро, сгоняя с неба последние тучи и, во с
ретение золотым лучам, которые, мешаясь в атмосфере с синевою воздуха, от
ражаются в воде чудным цветом яри, Ц море облекается в великолепную ман
тию, а свежий ветерок, волнуя его поверхность, убирает каждую струю сереб
ряною бахромою блестящих брызгов… Подобное зрелище, кажется, может толь
ко присниться! Взор следит за каждою рождающеюся волною, которая копится
, извивается, дробится, чтоб дать жизнь другим бесчисленным волнам. И это с
тройное движение, эта чудная гармония, этот священный язык природы прони
кает вас неописанным восторгом!
Настает вечер. Жаркий закат утопающего в море солнца сквозь лазурное неб
о кажется фиолетовым; пламенея огненною краснотою зари, он отражается в
воде великолепным аметистом. Резвые струйки, как будто оправленные тонк
ими ободочками золота, волнуясь отливами обьяри, сочетаются неизъясним
ою красотою с окрестными берегами и цветущими деревьями, как будто столп
ившимися вокруг поговорить сладким шепотом листьев с гармоническими п
ерекатами волн. Какое сердце не сочувствует этой прелести?
Но как мне описать вам море? Об нем можно напоминать только тому, кто привы
к его любить».
Ц Это душа писала, а не перо! Ц сказал Рамирский. «Вспомните этого дивно
го великана, под сизыми крыльями туч, покрытого стальной бронею в алмазн
ых искрах. Что за строгая, величественная красота!
Или море изумрудное, испещренное легкой эмалью белой пены…
Или в солнечный день, как будто покрытое золотой ризой бога…
Или в тихую лунную ночь, когда в него страстно смотрится полный месяц, ког
да, едва касаясь берегов, робкая незаметная волна чуть дышит…
А в пасмурную осень, когда воды и воздух принимают неопределенный цвет, п
роникающий сердце грустной думой, приходит на память мысль вдохновенно
го Дантэ, видевшего в туманной дали витание тоскующих теней, отрешенных
от земли и не принятых небом…»
Ц Что вы там читаете с таким восторгом? Ц спросила Софи.
Ц Это так написано, с такой любовью, что мне кажется, собственные мои чув
ства вылиты на этот голубой листок! Ц проговорил Рамирский, не обращая в
нимания на вопрос Софи.
Ц Что такое? Ц спросила снова Софи, с чувством, несколько возмущенным е
го восторгом.
И она подошла к столу и повторила вопрос:
Ц Чем вы так восхищаетесь?
Ц «Морем!» Ц отвечал отрывисто Рамирский.
Ц Ах, не правда ли, прекрасно? Это писала одна дама, Ц сказала Надина.
Ц Есть чем восхищаться! Что ж тут такого особенного?
Ц Море и сочувствие тому, кто его написал Ц и больше ничего, Ц отвечал Р
амирский.
Ц Где ж мне сочувствовать! Ц произнесла с оскорбленным чувством Софи.
Ц Если б вы видели ту, которая писала это, вы, верно, забыли бы все от востор
га и сочувствия.
Ц Без сомнения, Ц проговорил Рамирский колко. Ц Во всяком случае, надо
было тонуть и в море и в глубине души своей, чтобы так написать!
Ц Очень жаль, что не могу представить вам сочинительницу! Ц сказала с я
звительной усмешкой и резким голосом Софи, отходя от стола.
Ц Скажите, пожалуйста, кто она такая? Ц спросил Рамирский, не обращая вн
имания на колкость замечания.
Ц Не хотите ли вы искать ее? Ц спросила вместо ответа Софи.
Ц Непременно!
Ц Желаю благополучного пути и сожалею, что не могу дать вам ее адреса!
Эти слова потрясли до основания Рамирского. Прикусив губу, он перебросил
несколько листов, взглянул на одни стишки и начал читать вслух:

Я не люблю своей свободы,
Своей сердечной пустоты!
Я не люблю красот природы.
Что ж я люблю? Поймешь ли ты,
Что я люблю?


Люблю блистательные в
зоры,
Живые, полные огня,
Когда они, как метеоры,
Вдруг с неба канут на меня,
Люблю, люблю…


Тебя, Ц любовь… ты при
голубишь
Мои надежды, мне легко,
Когда мне молвят на ушко:
Мой милый друг, меня ты любишь?
Люблю, люблю!…

Ц Это очень, очень мило написано! С каким чувством! Жаль, что также без под
писи… Позвольте узнать: это также писала какая-нибудь дама?
Ц Нет, не дама; это писал один очаровательный молодой человек! Ц отвеча
ла Софи резко.
Ц Чудный акростих: «Я люблю тебя Ц ты меня любишь», Ц как трудно было от
ыскать ключ к нему! Бесподобный акростих!
Ц Вы смеетесь над моим альбомом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223