.. Ослепленные и ошпаренные, они выбираются на крышу катера, уходящую из-под ног... Они в воде, и быстрое течение уносит их, кружа в водовороте... А там, на острове, сотни детей и с ними Ольга напрасно ждут от него помощи...
И вдруг где-то далеко впереди, с левого борта, мигнул слабый огонек. Мигнул и исчез.
— Огонь! Маяк! — закричал Петр.
— Где?..
Огонек снова мигнул, уже значительно левее.
— Держите на него! — скомандовал Ваня.
Тут же спрыгнул вниз, в машинное отделение, включил мотор на самый полный и снова поднялся на палубу.
Петр, до боли напрягая зрение, всматривался в темноту, стараясь держать катер на промелькнувший отблеск.
Огонек опять мигнул, но теперь уже справа.
— Что за дьявольщина! Пляшет он вокруг нас, что ли!..— со злостью закричал Петр.
Но моторист уже понял, в чем дело.
— Стоп, машина! — сказал он.
— Почему остановил? — не понял Петр.
— Мигающий бакен,— пояснил Ваня.— Ацетиленовая горелка. Стоит посреди плеса. Нам он ни к чему. Все равно к берегу не попадешь.
Моторист сбросил в воду тяжелый якорь и закрепил цепь на кнехтах.
— Утром разберемся, что к чему,— сказал он Петру.— Зачем зря горючее жечь.
— Пароход нас здесь не сомнет?
— Какой пароход в этакий туман!
На рассвете подул свежий ветерок и развеял туман, заполнивший речную долину. Петр проснулся первый.
— Ваня! — окликнул он спящего моториста.— Ты посмотри, где мы ночевали!
Ваня потянулся к окну, выглянул в него, улыбнулся и покачал головой:
— Здорово!
Катер стоял посреди широкого плеса, прямо напротив Медвежьего острова.
— Километра два и не доехали всего.
Петр стоял у штурвала, напряженно всматриваясь. Казалось, катер ползет невыразимо медленно.
«Как у них там? Все ли благополучно? — думал Петр.— Как переволновалась Ольга...» И вспомнил, как мягко и вместе с тем настойчиво просила она его не приезжать на остров. Вспомнил, какой печалью были наполнены ее глаза, когда говорила ему об этом... «По необходимости ведь,— попытался Петр убедить сам себя и тут же подумал: — Ну чего оправдываюсь, ведь рад, очень рад».
Паводок неузнаваемо изменил очертания курьи. Берега стали ниже, на месте отлого спускавшихся к воде полянок образовались глубоко вдающиеся в берег заливы. Вершина курьи соединилась с руслом реки, и курья превратилась в протоку. Все палатки школьников перебрались на противоположный высокий берег. На покинутом только угловые колья и остовы топчанов обозначали места, где были палатки. Вода уже вплотную подступила к ним.
Шаланды стояли около берега, загруженные огромными штабелями корья, и катер около них казался маленьким, почти игрушечным.
Только теперь Петр вздохнул с облегчением.
— Управились. Успели!..
В лагере было тихо. Все еще спали. Только у длинной и широкой, сложенной прямо на земле плиты хлопотала лагерная повариха, приготавливая завтрак.
Катер плавно пристал к отлогому травянистому берегу. На рокот мотора из палатки, разбитой поодаль от других, вышла высокая девушка в белом платье с короткими рукавами. Прикрываясь ладонью от бьющих в глаза солнечных лучей, она взглянула на незнакомый катер, увидела на палубе Петра и медленно пошла ему навстречу. А Петр почти подбежал к ней.
— Ну как вы тут? Я так о вас беспокоился!
— Все обошлось,— ответила Ольга.
Она была рада его видеть, понимала, что он это чувствует, хотела скрыть свою радость и не могла.
— Когда вода начала прибывать,— говорила ему Ольга,— мы тут же начали на лодке переправлять палатки. Когда пришел катер, на том берегу оставалось только корье. Вчера убрали и его. Я никак не думала, что вы приедете... Петр не совсем впопад ответил: — Я привез письма. И вам тоже.
Петр достал из портфеля кусок подошвенной кожи и подал коричневую глянцевитую пластину Инчутину.
— Из первой партии, изготовленной на местных дубителях.
— И завозного экстракта тут?..
— Ни грамма,— заверил Петр.
— Говоришь, на местных дубителях? — Инчутин взял в руки пластину и пощелкал по ней пальцем.— А точно на местных? А то ведь вы, директора, народ такой, любите начальству пыль в глаза пускать.
— Василий Егорович! — Петр даже с места вскочил.
— Ну, ну, не горячись, пошутил.—: Инчутин улыбнулся.— Я ведь тоже рад. За вашей работой мы здесь, в горкоме, внимательно следили. И надеялись на вас. Так что поздравляю, от души всех вас поздравляю.
Инчутин подошел к высокому шкафу со стеклянными дверцами, в котором у него хранились образцы изделий городских предприятий, и положил туда пластину кожи.
— За подарок спасибо. Но еще к тебе, директор, разговор есть. Как думают на кожкомбинате праздник встречать?
— Обязательство взяли, Василий Егорович, по сорок две тысячи пар давать каждый месяц против плановых сорока.
Петр ждал похвалы, хотя бы одобрения, но почему-то Инчутин холодно отнесся к его сообщению. Он достал из стола большую клеенчатую папку, отыскал в ней нужную бумагу, быстро пробежал ее и переспросил:
— Сколько, ты сказал?
— По сорок две тысячи в месяц,— повторил Петр. Ничего еще не понимая, Петр испытывал смущение под пристальным, строгим взглядом Инчутина.
— А сколько же вы дали в августе?
— Сорок одну тысячу семьсот,— ответил Петр, начиная догадываться, куда клонит Инчутин.
— Ну и как же ты думаешь, правильно вы решили, приняв такое обязательство?
Петр молчал.
— Решили остановиться на достигнутом уровне? Поставили себе предел? — Голос Инчутина звучал все резче.— Закрепились на завоеванных рубежах?..— Он сухо усмехнулся.— Это как же понимать? После хорошей работы передохнуть решили?.. Время ли?
— Мы считали,— потупясь, сказал Петр,— лучше перекрыть обязательство, чем не сдержать слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130